кроме него самого? Да и наивно было полагать, что это кому-то поможет остановить «Тысячелетнюю войну»… Она уже превратилась в образ жизни и мировоззрение. Воспитала настоящих патриотов, не знающих ничего иного, в том числе и историков. Все иное благополучно сгорело еще в прошлые века или было надежно похоронено в недосягаемых простым смертным секретных архивах.
На Бетельгейзе, осененной божественным сиянием свыше, все более-менее разумные существа относили себя к категории «воителей», истинных носителей цивилизации, и терпеть не могли «строителей». Какими были «строители» на самом деле, знали немногие. Однако, каждый мог точно ответить, что встретить их можно на «Спорной планете», вероломно захваченной ими. Не считая всяких беженцев, наемников и гастарбайтеров, скитающихся по Вселенной в поисках работы.
Воители были быстрыми и мобильными, они уже успешно осваивали самые далекие просторы космоса и несли свои знамена другим цивилизациям. По-хорошему или по-плохому несли, зависит с какой стороны на это посмотреть. Но в основном им попадались малоразвитые цивилизации, по независимому мнению экспертов Бетельгейзе, и потому было не до церемоний и дружеских рукопожатий. И оставалась лишь одна не решенная проблема. Одна «Спорная планета».
Командорский крейсер, благородно отливающий статью, медленно проплыл мимо нескольких уже опустевших причалов орбитальной станции. Ее внушительные размеры заслоняли большую часть горизонта видимого в иллюминаторы. Боевая флотилия уходила в свой последний поход.
Где-то очень далеко, практически на краю Вселенной, шло сражение. Целью была замечательная планета, помеченная на общих звездных картах как «спорная территория».
Впрочем, для жителей Бетельгейзе, на всех их картах, даже туристических, планета принадлежала им. И так было всегда. Но по недоразумению, на некоторых инопланетных и ошибочных картах она значилась, как чужая. И на ней жили не потомки Бетельгейзе. А те самые, которых даже воинственные дети Бетельгейзе презрительно называли «строителями». Жили они счастливо и долго, возмутительно утверждая, что так было всегда и что еще их предки там жили. К сожалению, историю так старательно стирали и те и другие, что уже невозможно установить кто там жил и как, в те стародавние времена. Так что вполне вероятно, что там жили и те и другие, и даже не исключено, что и третьи. А подобное предположение, конечно считалось ересью и грозило неприятностями. Неприятностями с обеих сторон. И это самое смешное для Историка, но серьезная тема для Инквизитора. А провести скромный остаток своей бренной жизни в беседах с Инквизицией в его ближайшие планы никак не входило. Не входило не по причине страха, а потому что имелись более деятельные и интересные планы.
Генерал не был тупым солдафоном. Он был профессиональным воином, но в душе не был лишен сентиментальности. Порой он тихо признавался сам себе, что любит комфорт, но какой может быть комфорт в его «полевой обстановке». О комфорте можно было помечтать в свободное от службы личное время. И потому комфорт пока бережно откладывался на будущее, постепенно вырисовывая свои мягкие и теплые формы. Лозунги типа «Война – двигатель прогресса», Генерала никак не впечатляли, он понимал их действительную суть. Он принадлежал народу, среди которого родился и который воспитал его и призвал охранять рубежи Галактики, когда-то поделенной на две части между двумя народами. Но граница была условной чертой, за которую его предкам пришлось отступить ради перемирия. И только ради этого, ведь согласно хроникам и мифам, вся она принадлежала им. Забыть такое было обидно и невозможно. Так что мир и спокойствие между беспокойными соседями продлился не слишком долго. Так началась «Тысячелетняя Война»…
Генерал дождался, когда в коридоре крейсера утихнут громкие шаги очередного визита Историка, перед которым открылись и закрылись двери его кабинета. Он подошел к сейфу и вынул из его недр несколько старинных альбомов. Потом не спеша вернулся за свой широкий стол, заставленный нескольким мини-репродукциями древних картин. На всех были запечатлены живописные пейзажи планеты, за которую шла «Тысячелетняя Война». Многие годы Коммандор Бетель-гейзе руководил этой войной, воюя и двигая свои армии вперед, и находясь вдалеке от нее, также как и Генерал. Но все мысли Генерала были связаны со Спорной Планетой. И не он один, а большинство его солдат думали о ней, как о своем желанном тихом приюте. О ее зеленых лугах и плодоносных садах, о ее удивительно сладкой воде, о ласковом ветре и теплом солнце. Шагая по холодным и узким коридорам своего корабля, отдающим никогда не затихающим механическим гулом множества машин, он мечтал дожить до дня, когда сможет пройтись босыми ногами по зеленой траве и посмотреть на чистое небо с облаками… Генерал родился и вырос на войне, и космический крейсер был его единственным домом. В той половине галактики, которой он служил верой и правдой, было немало обитаемых и привлекательных планет. Он мог выбрать для своего существования любую из них и спокойно прожить до старости, занимаясь чем-нибудь другим, но также нужным для будущих завоеваний. Но единственной желанной для него и многих, была распиаренная пропагандой, почти ставшая для многих легендарной прародиной «Спорная Планета». И только потому он не оружейник, не скотовод и даже не повар, а генерал…
А «Спорная Планета» не сдавалась, когда большинство ее инопланетных бастионов пали и были разрушены до основания воителями Бетельгейзе, а сама планета несколько десятилетий находилась в кольце жесткой осады. Она постепенно утратила свою половину галактики, и граница сузилась практически до самой ее орбиты.
Двигая свои армии на значительном расстоянии от нее, без отдыха находившийся на своем боевом посту, Коммандор космического флота был непримирим и того же требовал от своих подчиненных. Несмотря на пышную пропаганду о слабых и глупых врагах, незаконно пользующихся всеми благами «Спорной Планеты», Коммандор справедливо признавал, что противники были достаточно смелыми, хотя и не являлись прирожденными воинами, и прилагали невероятные усилия, чтобы сохранить планету в своих руках… Не любящий лишней крови Генерал не раз предлагал им отступить, но неизменно
