Позади криве младшие жрецы и слуги вели на веревках красивую женщину и двух детей. Судя по богатой одежде, это не были простые люди… Да и Довмонт уже узнал пленников – все же они приходились ему родственниками. Супруга Герденя-князя и двое его сыновей!
– Пытались уйти подземным ходом, – забыв о полученном от князя ударе, подобострастно доложил жрец. – Я не дал! Все для тебя, князь.
– Я тронут. – Презрительно скривив губы, Довмонт перевел взгляд на пленных: – Ну, здравствуй, Евпраксия.
– Здравствуй, племянник Довмонт.
Красивое лицо княгини не выражало никаких чувств, и особого страха в голосе не было… разве что – за детей. Однако серые глаза ее вдруг вспыхнули ненавистью, едва только вновь подал голос жрец.
– Ты знаешь, что делать с ними, Даумантас, – пригладив бороду, с нажимом произнес Будивид. – Поистине – достойный подарок! Наши великие боги примут его… и помогут тебе стать властелином всех литовских земель! Чем ты хуже Миндовга или Войшелка?
Жрец искушал и знал – чем. Властью! Действительно, Даумантас-Довмонт ничем не хуже других. Если бы князь оставался все тем же неистовым язычником, каким был раньше, он, несомненно, прислушался бы к словам криве. И жена, и дети Герденя закончили бы жизнь на жертвеннике в священной роще! Это понравилось бы многим, да и боги бы помогли – чем черт не шутит? – может, и стал бы Довмонт новым королем Литвы… Если бы был язычником, если б не ведал слово и милосердие Христа. И если бы не Игорь.
Правда, отпускать высокопоставленных пленных князь вовсе не собирался… Но принести их в жертву… Как бы не так! Выказать свое жестокосердие, потешить бесов – вот уж нет. Хватит и Миндовга с детьми.
– Высокородных пленных отправить с полоном во Псков, – быстро распорядился Довмонт. – Относиться с почтением, охранять.
– Но, князь… – Будивид гневно пристукнул посохом. – Помни – ты теряешь свой шанс.
– А этих – повесить! – вскочив в седло, князь махнул рукой и, не оглядываясь, поскакал прочь, к дружине, словно хотел стряхнуть с себя остатки своего языческого прошлого, все еще тянувшего к бывшему нальшанскому властелину свои грязные окровавленные лапы.
Действительно, хватит уже и Миндовга… Православие – это было по-настоящему, всерьез… для самого князя… и – Игоря. Слово Христа – единственное, что позволило Игорю Ранчису выжить, не раствориться в душе неистового язычника кунигаса, а растворить его темную душу в своей.
Отправив полон в сопровождении большей части войска под командованием верного боярина Любарта, Довмонт выжег по пути пару местечек и подался домой налегке, с малой дружиной. Позади князь велел выставить тайную сторожу, наказав им возвращаться самим через три дня. Стражники догнали князя уже через день, доложив о войске Герденя, что уже шло по пятам дружины.
– Около семи сотен воинов, князь! Не только Гердень, еще и другие князья с ним.
– Опомнился, олень чертов, – Довмонт неприязненно скривился и покусал губу. – Ладно, подумаем, что с ними со всеми делать. Семьсот человек, говоришь?
Дружина Довмонта уже стояла на Даугаве-реке, близ перевоза. До Пскова совсем уже недалеко, да… но ведь можно и не дойти, коли головой не думать.
Когда воины Герденя подошли к перевозу, они не увидели никого и спешно стали рубить плоты – к переправе, надеясь догнать Довмонта еще до пределов псковской земли. Едва только плоты достигли середины реки, как с противоположного берега посыпались тучи стрел: то были лучники Довмонта, оставленные в засаде!
Сам псковский князь с частью дружины тоже был в засаде. Только на том же берегу, что и Гердень, лишь чуточку левей, в ивняке. Сидел, терпеливо выжидая удобный момент…
– Князь! Плоты разворачиваются!
– Вижу, Гинтарс… Ну, что же – пора! Да помогут нам Бог и Пресвятая Дева.
Гердень, как видно, дал команду переправиться в другом месте, или придумал что-нибудь еще, это было сейчас неважно. Всадники Довмонта во главе со своим неистовым князем уже вылетели из засады, взяв в копья ничего не подозревавших врагов. Ну да, ну да, такой наглости они уж никак не ожидали, думали, что псковичи, взяв богатый полон, улепетывают со всех ног. Вообще-то так оно и было… отчасти.
Первые ряды врагов были смяты сразу же, и князь, не давая Герденю опомниться, ринулся к реке, где на низком берегу беспорядочно толпились литовцы… а также новогрудцы, полочане и все прочие.
Довмонт налетел, словно ураган! Взяв часть врагов на копья, дружина взялась за мечи, и сам князь скрестил клинок с каким-то боярином, судя по вытянутому шлему, добротной кольчуге и красному миндалевидному щиту – полочанином.
Первый же удар высек из мечей искры, а затем пошла неистовая рубка, затянувшаяся надолго: и князь, и боярин не уступали друг другу ни в чем, их злые жеребцы – тоже. Кони ржали, толкая друг друга грудью, всадники били мечами о щиты, и никто не мог победить, нанести решающий победный удар. Пару раз довмонтов клинок скользнул по боярскому шлему, едва не порвав кольчугу, но и соперник чуть было не угодил острием меча князю в глаз. Довмонт вовремя прикрылся щитом и снова ударил… и тут вражеский конь споткнулся, завернул влево, и князь тотчас же поднял своего жеребца на дыбы, бросил вперед, повалив боярскую лошадь и всадника наземь…
А дальше к упавшему уже подбежали дружинники, выбили меч…
