Мамин образ мгновенно всплывает в моей памяти. Она расчесывает мои волосы, она накрывает меня одеялом, нежно целуя перед сном, она поет колыбельную, глядя на меня с любовью, и я вижу ее лицо в мельчайших подробностях – но не могу вспомнить ее имя.
Это…
Неужели Берт говорит правду? Неужели и она, и вся моя семья, и Арголис, далекий Арголис, все это – внедренные мне во время Ускорения чужие воспоминания?
Отец. Дядя. Старшая сестра.
Воспитательница, которая целый час успокаивала меня после того, как я узнала, что мамы не стало.
Семеро Несовместимых, с которыми я училась в Школе.
Нет. Не может быть. Я же родилась в Арголисе! Меня зовут Арника, и я родилась в Арголисе, я родилась в Арголисе, я родилась в Арголисе…
Услышав чей-то резкий окрик, я поднимаю голову: кто-то из посетителей зовет на помощь, и, оглядевшись, я понимаю, почему.
«Я родилась в Арголисе», – как один, повторяют застывшие седовласые.
Берт смотрит на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Ты… ты не знала, – пораженно выдыхает он.
– Я родилась в Арголисе! – вдруг восклицает седовласый подросток, с силой отталкивая от себя девушку в форме Смотрителя. – Я родилась в Арголисе!
Цепная реакция. Мой эмоциональный взрыв запустил цепную реакцию, в которую оказались вовлечены все профайлеры, что были в комнате.
Бежать, сейчас же. Бежать!
Я слышу, как Берт кричит что-то, бросаясь за мной. Бежать.
Оказавшись в коридоре, я успеваю заскочить в уже закрывающийся лифт и, прижавшись запястьем к считывателю, выбираю на панели управления уровень Константина. Бежать.
Я бегу по узким коридорам так быстро, как не бежала никогда.
Добравшись до зала Электо, я хлопаю дверьми, закрывая их за собой, и силы покидают меня. Я опускаюсь на пол, отпуская громкое рыдание, что рвется наружу, но это никак не помогает облегчить боль, которая раздирает мою душу на куски; я задыхаюсь, захлебываясь в слезах, не в силах побороть ее.
Эта боль, что и так невыносима, становится сильнее, вгрызаясь все ощутимее, неумолимо разрушая то, что осталось от меня; она достигает своего пика, и только тогда я даю ей выход так, как это делают профайлеры: набрав полную грудь воздуха, я кричу так громко, как только могу, и, спустя мгновение – или целую бесконечность, – боль уходит, оставляя после себя лишь звенящую тишиной пустоту. Теперь, без этой боли, я – никто. Меня больше не существует.
Курсант Арника не существовала
Ничего из того, что я считала своим прошлым, мне не принадлежало. Закончив последний Школьный год, я пошла в Смотрители, думая, что делаю это из-за погибшей матери-силента… Кому же принадлежало решение вступить в Корпус? Может, Берт был прав во всем? Что, если кто-то все же управлял мною, управлял каждым моим поступком, и я была всего лишь марионеткой малодушных? Моя реальность, все мои представления о себе крошатся, рассыпаются мельчайшими частицами, не оставляя ничего, в чем я могла бы сохранить уверенность.
Я больше не плачу. Зачем плакать? Ведь боли больше нет, боль ушла вместе с криком.
Боль ушла – и ничего не осталось.
Обхватив колени руками, я сижу, бездумно рассматривая бетонный пол.
– Чем бы это ни было, – раздается тихий голос Электо, – не пытайся справиться с этим в одиночку. Тебе сейчас нужен друг.
– Я потеряла своего друга. – Кажется, в крике я успела сорвать голос. – Берт… он считает меня предателем, – почему-то считаю нужным пояснить Электо. – Он уже решил, что я предатель… но это он предал нашу дружбу…
– Ничего не понимаю. – Электо хмурится. – Ты… позволишь взглянуть?
Не знаю, что она имеет в виду, но сейчас мне все равно, поэтому я киваю.
– Ладно… – нерешительно говорит она, и голограмма становится ярче. Вокруг ее фигуры появляются какие-то таблицы, строки кода, которые через мгновение сменяются бесконечным перечнем видеофайлов; затем все исчезает, и перед Электо остается только одна голограммная плоскость, на которой в ускоренной перемотке отображается запись с камеры наблюдения в зале посещений на уровне Справедливости… и как только она ее нашла? – Все равно ничего не понимаю, – озабоченно добавляет она, когда запись исчезает.
– Ты… ты слышала наш разговор? – обмерев от страха, спрашиваю я.
– Не бойся. – Электо успокаивающе улыбается. – Кроме меня, его больше никто не услышит. Вам удалось подключиться лишь к видеоряду системы наблюдения.
