И потанцуем.
Действительно, уже через пару минут Министр выходит в ложу и постукивает по микрофону, привлекая к себе внимание. Так как я стою слишком близко к ложе Совета, мне приходится смотреть не на живого Министра, а на его изображение, проецируемое на стену.
Вот он, недостаток уровня Совета: вроде бы ты и почетный гость, а вместо Министра тебе показывают лишь плоскую картинку.
Я слышу, как шумят остальные уровни, приветствуя Министра, который поздравляет Корпус с новым выпуском, и невольно оборачиваюсь, жалея, что мы с Бертом сейчас здесь, а не вместе со своим отрядом. Поворачиваясь обратно, я ловлю на себе чей-то взгляд: Кондор салютует мне бокалом. Надо же, даже костюм надел.
Затем Министра у микрофона сменяет командор Бенедикт, и я невольно прислушиваюсь к его словам, только сейчас обращая внимание на матерчатый занавес, который слегка колышется позади него. Что-то новое. В ложе прежде не было никакого занавеса.
– А сейчас, – командор Бенедикт улыбается; улыбка у него неприятная, – а сейчас я с радостью представляю ваших новых тренеров по рукопашному бою, которые помогут будущим разведчикам-диверсантам освоить новые стили.
Импровизированный занавес раздвигается.
Не может быть.
На подмостках стоят шестеро немолодых силентов, на которых надета форма Корпуса. Я узнаю лишь двоих, один был в моей группе, другой – в группе хорошо знакомого Смотрителя… Их объединяет то, что они оба принимали участие в войне между Арголисом и Турром.
Я всматриваюсь в мертвенные, невыразительные лица – и не узнаю их.
Что с ними сделали?!
Силенты заслужили спокойную жизнь, а их собираются выставить в роли груш для битья! Это совсем не то же самое, что мои тренировки с Гаспаром, ведь обращение к воспоминаниям о школе боевых искусств и обращение к воспоминаниям о войне – это прямо противоположные вещи!
Как Стратег мог это допустить?! Я поворачиваю голову, находя взглядом Кондора, но тот выглядит, будто точно так же шокирован, как и я. Встречаясь со мной глазами, он отрицательно качает головой.
Он не знал об этой затее. Похоже, это было личной инициативой командора Бенедикта. Глядя на самодовольное лицо, что отображается едва ли не на всю стену, я понимаю, что ненавижу его.
Вот почему я стала почетным гостем. Так командор Бенедикт решил поблагодарить меня за мое знание, которым он воспользовался в своих целях.
Министр! Я должна сейчас же поговорить с Министром, ведь это он пришел ко мне с просьбой собрать материал для Смотрителей, он должен понять, что нельзя так поступать с силентами, нельзя! Осмотревшись и найдя взглядом покинувшего ложу Министра, я начинаю пробираться к нему сквозь толпу, как вдруг она взрывается криком.
«Малодушные!»
Повернув голову к проекции, я вижу, как Бенедикт с искренним недоумением подносит к лицу окровавленную руку. Следующая пуля угождает ему точно промеж глаз.
Командор Бенедикт убит.
Вокруг меня поднимается страшная паника. Капралы реагируют мгновенно: кто-то окружает Министра, защищая его собой, пока вооруженный отряд помощников Справедливости пытается проложить себе путь через толпу, кто-то выискивает в толпе Советников, кто-то выводит из ложи силентов, которые почти никак не реагируют на происходящее. Судя по всему, стрелок сидел на противоположной стороне Просвета, на каком-нибудь пустующем балконе парой уровней выше…
Выше идут уровни Корпуса, и пустовать сейчас может только один.
Стреляли с уровня изолятора Справедливости.
Продолжая озираться, я нахожу Берта – он движется прямиком ко мне. Сообщив жестом, что со мной все в порядке, я указываю ему в сторону ложи, около которой все еще стоят силенты, – капрал, что вывел их оттуда, похоже, уже переключился на защиту кого-то более важного. Прежде чем меня поглощает толпа, я успеваю увидеть, что Берт, проследив за моей рукой, кивает.
Людским потоком меня тянет к единственному выходу с балкона, где уже образовалась давка. Нулевое поколение – не Корпус; они оказались не готовы увидеть, как кому-то прострелят голову. Неподалеку от меня рыдает, захлебываясь в слезах, немолодая женщина в красном тюрбане, но истерика не мешает ей активно работать локтями в попытке как можно быстрее прорваться к выходу.
Вдруг в нескольких метрах от меня мелькает белое платье. Агата стоит, пошатываясь; ее подбородок дрожит, а взгляд растерянно мечется по сторонам. Кто-то толкает ее, и она разворачивается ко мне, что позволяет увидеть, что она что-то говорит.
Раз за разом, она повторяет одно и то же.
Только не это.
Я пытаюсь пробраться к ней, оглядываясь вокруг, пытаясь сообразить, что можно сделать. Черт, она ведь могла зацепиться за кого угодно!
– Агата! – окликаю ее я, но мой голос растворяется в общем шуме. На несколько мгновений я теряю Агату из виду, она исчезает в толпе, и когда я вновь
