#Поколение справедливости

комнату, становясь все плотнее и ощутимее, и… Риц? Да, Риц тоже напряжен. Наверное, его взволновало то, что Берт затронул болезненную для него тему экспериментов с Ускорением. Но тогда…

Я перевожу взгляд на Пата. А вот это уже действительно любопытно. Лицо Пата выражает лишь спокойствие, ни единого признака волнения, которым сейчас охвачен Риц. Берт рассказывал мне, что они оба пострадали в результате экспериментального Ускорения, так что реакция Рица мне понятна, но вот Пат… За время, проведенное в отряде, я поняла, что Риц и Пат в одной и той же ситуации демонстрируют одинаковую реакцию – схожие выражения лиц, эмоции и поступки.

Значит, сейчас они не в одной и той же ситуации.

Сопоставив этот вывод с быстрым взглядом, который Берт бросает на Пата, я не удерживаюсь от тяжелого вздоха. Появление повзрослевшего Берта не стало для Пата сюрпризом. Похоже, он знал обо всем с самого начала.

– Честно, я в порядке. – Берт пытается вложить в свои слова как можно больше уверенности, вот только на Альму они оказывают вовсе не то действие, на которое он рассчитывает, и с каждой минутой девушка становится все мрачнее и мрачнее. – Мы оба в порядке, – поспешно поправляет он себя. – Мы с Гектором сразу же после Ускорения обратились к Константину, он провел диагностику…

– Это ничего не значит, – резко говорит Риц. – Слишком мало времени прошло после эксперимента. Побочные эффекты могут проявиться в любой момент.

И тут Альма взрывается:

– Побочные эффекты?! Эксперименты? – Она вскакивает на ноги. – То есть мне ты сказал, что уходишь к научникам, потому что больше не можешь оставаться в отряде, а сам решил ставить на себе эксперименты?

– Но риска почти не было…

– Не было риска?! Не было риска в эксперименте, о котором Главный доктор Корпуса узнал только после его завершения?! – Альма кричит так, что мне кажется, что сейчас ее может услышать даже упомянутый доктор. – А может, ты еще скажешь, что у тебя не было совершенно никакого риска пополнить ряды Справедливости? А об этой вероятности ты подумал? Берт, у тебя в родственниках два, даже не один, а целых два профайлера! А что же ты теперь скажешь своим родителям, которые пошли на все, чтобы оградить тебя от процедуры Ускорения?!

– Их разбудят только перед мобилизацией, – едва слышно бормочет Берт, виновато опуская голову, и я будто вновь вижу перед собой девятилетнего мальчишку. – Пока они в Ожидании… мы придумаем, как им это сказать.

– Нет, Берт. Даже не надейся. – Альма яростно мотает головой. – Ничего мы не будем придумывать. Сам все расскажешь своей матери, ты ведь теперь большой мальчик. – Тяжело вздыхая, девушка падает на диван, прикрывая лицо руками. Ее плечи бессильно опускаются. – Как ты мог так рисковать собой, Берт? – тихо спрашивает она без какого-либо выражения, будто с последней громкой репликой ее разом покинули все эмоции. – Ты хоть представляешь, как я беспокоилась за тебя? Неужели… неужели не мог хотя бы предупредить?

– И что бы я сказал? – Берт криво улыбается, и эта улыбка – взрослая, горькая – совсем не его. – Ты бы волновалась куда сильнее, если бы я тогда выложил все как есть. «Дорогая Альма, в следующий раз, когда мы увидимся, мне будет уже двадцать два, да, наверное, это все же немного опасно, и, нет, тебе не удастся меня отговорить». – Он ненадолго замолкает. – Я должен был это сделать, – говорит он, и чужая улыбка наконец-то исчезает с его лица. – Это то, что было необходимо и мне, и вам. Теперь я полноценный член отряда, могу участвовать в спаррингах…

– Но для нас ты всегда был полноценным членом отряда, – мягко говорит Паула.

– Я знаю. – Голос Берта тоже смягчается. – Я знаю, – повторяет он. – Вы сумели принять меня таким, каким я был. Даже мое яростное желание быть самостоятельным – вы приняли меня вместе с ним, и каждый из вас пытался заботиться обо мне как можно менее… заметно. Вы были рядом и пришли на помощь тогда, когда я нуждался в вас больше всего, – после Закара. Я думал, что смог пережить все это, что смогу идти дальше… Но после… после всего, что случилось… – Берт судорожно сглатывает. – Я понял, что не справляюсь. Я был разбит, и Ускорение стало моим последним шансом. Это единственное, что я мог сделать, чтобы… чтобы не потерять себя, – тихо заканчивает он, вновь опуская голову. – Мне нужно было собрать себя заново. И для меня очень важно, чтобы вы меня поняли.

Я прикрываю глаза, чтобы скрыть наворачивающиеся слезы. «После Арники». Он хотел сказать «после Арники», но оборвал себя в последний момент.

– Ох, Берт, – растроганно выдыхает Паула. – Мы примем тебя в любом виде. – Она несмело улыбается, обнимая его. – Только вот зря ты вырос таким высоким, – бормочет она, уткнувшись в его плечо, – тебя теперь обнимать неудобно.

Берт хмыкает. Вздохнув, Альма поднимается со стула.

– Но это не значит, что я тебя уже простила, – ворчит она, присоединяясь к объятиям. – Я буду сердиться на тебя еще очень долго.

– Я тоже страшно скучал по тебе, Альма. – Берт улыбается, и наконец-то своей улыбкой, от которой у него на щеках проступают ямочки.

Во время утреннего построения Солара тоже улыбается.

– Не могу поверить своим глазам, – ее улыбка становится еще шире, – у нас вновь полностью укомплектованный отряд.