пять центурий!
– Тогда он бы первый нас ждал.
Волна убийственного осознания произошедшего прокатилась по раненому Томасу до основания его души. Ржание уставших лошадей и далекие возгласы возбужденных мутантов резко пропали, и в его ушах зазвенела тишина надвигающейся, реально осязаемой, почти неизбежной гибели, от которой свело все внутренние органы и затошнило. Действительно, такая огромная сила как Первая когорта, сопоставимая по мощи едва ли не с тысячей мутантов, не могла так долго задерживаться ни при каких разумных обстоятельствах, если только не случилась непредвиденная катастрофа. Это означало, что им придется пытаться брать Арогдор меньшими силами, практически наверняка отправившись на верную смерть.
– Может со временем ошибся? Не туда пошел? – с надеждой искал варианты Томас.
– Коннелл перепутал время? Не туда пошел?
– Друзья, неужели мы пойдем одни? – лишь обреченно спрашивал самого себя Ричард, уставившись куда-то в землю. После ужасной осады на Парфагон некогда веселый рыцарь кардинально изменился и полностью замкнулся в себе и своей семье. Близость смерти близких заставила его сменить жизненные приоритеты, и он с большой радостью пошел на понижение в качестве коменданта Башни безопасности. Гарнизон укрепленной позиции всегда был защищен толстыми стенами, где он спокойно прожил с Лилией последние месяцы. Теперь же он рисковал всем: и своей жизнью, и любимой женой, и родиной.
Так получилось, что все три славных командира впервые больше заботились о своем доме, нежели о беспощадном враге, который в прямой видимости от них скапливал силы для скорой контратаки. Если верный Ричард по-прежнему думал о своей Лилии, то некогда пропащий Нильс, впервые за долгое время по-настоящему влюбившись, не мог выкинуть из головы мысли о чудной Виктории, ее маленьких детских ручках и ножках. Томас же разрывался между женой и принцессой, любовью и страстью, умом и сердцем, долгом и желанием, реальностью и мечтой, перемешанными в самых причудливых комбинациях.
Подождав еще немного, они были вынуждены немедленно приступить к реализации самого худшего из заготовленных заранее планов на случай потери одной из колонн. Наблюдая, как в их сторону выдвинулись решительные четырехрукие мутанты, они бросились не к ним навстречу, а на запад, чтобы обогнуть кратер и по его пологим краям войти непосредственно в город с самой незащищенной стороны.
– Сразу в замок! Не рассредотачиваться! – кричал Нильс, пришпоривая своего еле живого жеребца. – Нам нужен только Эйзенберг, и с ними будет покончено!
– Да! У нас все получится! – подбадривал сам себя Томас, в глубине души надеясь, что Коннелл все же выведет свою армаду из ущелья Третей реки и оглушит неприятеля ударом с противоположной стороны.
Приблизительно через две мили они нашли самый плоский хребет края кратера и по нему успешно ворвались в разящий сажей и дерьмом город, сметая небольшие отряды ошарашенных мутантов, всегда равномерно распределенных по всей длине природной стены их города. Не больше полутора сотен сошедших с ума от ярости и отчаяния рыцарей, раненных и задыхающихся, сметая всех на своем пути, помчались прямо к замку предводителя. При этом испуганные арогдорцы разбегались во все стороны, не оказывая никакого сопротивления возникшим из ниоткуда незваным гостям, а редко попадавшиеся воины не могли ничего сделать с конницей и либо прятались, либо почти моментально были порублены стремглав пролетавшими мимо рыцарями.
Легкость, с которой удалось ворваться в город и добраться до его центральной площади, окрыляла уже распростившихся с жизнью офицеров. Теперь они предчувствовали скорый неминуемый захват окруженного особняками и конусами храмов замка, а также предвкушали устранение в нем корня зла, что непременно вернет давно утерянный мир на Селецию. Они не без оснований полагали, что сами мутанты ввиду своей недалекости были неспособны самостоятельно руководить собой и причинять осязаемый урон.
Однако оплот Эйзенберга встретил их не только высокими и укрепленными стенами, но и ордой охраняющих его отборных воинов, которые при поддержке тысяч обученных мирных жителей со всех сторон рьяно накинулись на блокированных рыцарей, запертых на площади у замка в самом центре выстоявшего Арогдора. Уже через минуту реки мутантов окончательно перекрыли все пути отступления и поглотили кричащих от безысходности и боли парфагонцев. В какой-то момент, среди криков и звона ударяющихся друг о друга мечей и топоров, перед потухающим взором Томаса вместо его товарищей были лишь озверевшие четырехрукие монстры, смеющиеся челокони и испуганные обезьяноподобные рабочие. Скрежеща зубами своих искаженных и изуродованных лиц, они топором разрубили шею испуганного Вектора и повалили его вместе с юным трибуном на мерзкую землю. Там, в каше из вонючей грязи и плещущейся горячей крови из шеи любимого лягающегося в конвульсиях коня, они стали забивать отчаянно сопротивляющегося трибуна камнями, палками и голыми руками, пытаясь буквально разорвать его на части.
В ту же минуту с восточных окраин все-таки вторглись около двухсот бесстрашных рыцарей Первой когорты. Но они были лишены скоординированного управления, и могли лишь сражаться разрозненными группами с взбешенными арогдорцами в разных частях города. Так и не причинив никакого стратегически важного вреда, они были также постепенно подавлены местным населением и армией. Единственным их достижением стала масса погибших мирных жителей, что привело лишь к еще большей озлобленности всего вулкана на бесстыдного короля Альберта Третьего и всех его подлых подданных.