рассмеялась и бросила самый уничтожающий взгляд, который та когда-либо только видела в своей жизни:
– Кто не танцует – того можно похитить!
– «Сука», – можно было с расстояния мили легко прочитать по губам Марии ее лаконичный ответ из-под покосившегося черного геннина, но это уже совершенно не волновало сумасбродную дочь короля, которую до этого момента все знали крайне спокойной и холодной молодой женщиной.
Весь закружившийся зал бросал жалкие и сочувственные взгляды в сторону униженной Марии, у которой все сильнее дрожали похолодевшие руки и колени. Чтобы спасти юную красавицу от окончательного позора, к ней подошли серьезный Нильс в смешно висящих доспехах пока явно не по размеру и его прекрасная Виктория в пышном красном платье. Однако оглушенная Мария не слышала, что они ей говорили и, словно увидевшая жертву дикая кошка, не отрывала пристального взгляда с демонстративно радостной Элизабет, которая не могла этого не замечать.
– Танец – это небольшая благодарность за спасение моей жизни, – сказала принцесса все время спотыкающемуся Томасу, потерявшему чувство реальности происходящего, чему не в последнюю очередь способствовал нежный фиалковый аромат дочери короля, способный смутить разум даже самого бесчувственного мужлана.
– Что вы! Это мой долг! – на весь тронный зал почти крикнул рыцарь, чтобы его обязательно слышала жена.
– Вы такой смешной и глупый!
– Так точно!
Услышав этот дурацкий диалог, все гости дружно расхохотались и обстановка в зале тут же взлетела до праздничной. Музыка стала еще громче и веселей, а разноцветные облегающие колготки мужчин и высокие геннины на головах модных женщин игриво закружились в танце, и уже никто не обращал внимания ни на короля, ни на его дочь, ни на публично уничтоженную Марию. Она же медленно вырывала свои крепкие черные волосы из длинной косы, нервно смотря только на свою цель. Она видела, что до последнего державшийся Томас, закружившись, словно в ядовитом тумане, тоже о ней позабыл. Он просто утонул от прикосновений к божеству, ее убийственного взгляда и сводящего с ума благоухания. Он не был в этом виноват. Что-то глубинное и мощное всегда вырывалось из его души от одной мысли о принцессе и ее имени, хотя он и понятия не имел, что это такое, ведь искренне считал любовью и страстью свое отношение к дорогой Марии.
Совсем опьянев от происходящего, оказавшийся в непривычной обстановке Томас снова грубо споткнулся и с металлическим грохотом доспехов комично распластался недалеко от своей жены, от чего весь зал снова взорвался безудержным хохотом.
– Вот что бывает, когда жена стоит как бревно! – громко прокомментировала Элизабет своим смеющимся звонким голоском и мигом получила молниеносную оглушающую оплеуху от Марии, молниеносно подпрыгнувшей, словно голодная черная пантера на косулю.
Одновременно с упавшей на пол обескураженной принцессой и зазвеневшей где-то у выхода диадемой снова умолк взвизгнувший оркестр, послышались удивленные охи, громкие крики, бесстыдные ругательства и приближающийся грохот бегущих тяжелых рыцарей. Как в бреду, отчаянный Томас пытался не дать арестовать кричащую и тянущую к нему руки несчастную жену, но его быстро скрутили и снова повалили на пол, и он уже ничего не смог поделать с последующими далее неотвратимыми последствиями опасной выходки своей горячей супруги.
Под конец февраля все приготовления к судьбоносной атаке на Арогдор были завершены с небольшим опозданием. Усиленно тренировавшиеся все последние недели королевские рыцари облачились в обновленную утепленную амуницию и смело двинулись в свой самый опасный в жизни поход. Преследуемая ими цель еще ни разу не покорилась их мужественными предшественниками, в конце концов вовсе бросившими безуспешные попытки добраться до злополучного кратера, но это не мешало нынешним самоотверженным воинам быть твердо уверенными, что отныне смертельно опасный вулкан будет непременно взят. Иного выхода просто не оставалось. Если столетиями можно было с относительно небольшими потерями легко обороняться, то теперь нужно было обязательно добраться до самого логова Эйзенберга и покончить с ним. В крайнем случае, нужно было нанести ему такой непоправимый урон, после которого ему пришлось бы на тысячелетие вперед отказаться от любых планов порабощения южных территорий Селеции. С другой стороны, если же смелая спасительная компания провалится, вскоре настанет неизбежный конец славной истории Парфагона, но в это мало кто верил.
Несмотря на возможно последние дни своей жизни и существования королевства, двадцатитрехлетний трибун Томас Юрг в голове держал совсем иные заботы. Больше похожая на удар, пощечина Марии была предсказуемо расценена как покушение на жизнь королевской особы, что грозило позорной публичной смертной казнью. Однако все спорные разбирательства планировалось провести по возвращению доблестной армии с вулкана, и потому бедную девушку временно поместили в одну из Башен заточения вместе с другими отъявленными преступниками. Учитывая нестандартность ситуации и близкую родственную связь с набирающим в народе популярность высокопоставленным офицером, ей все же обеспечили полную безопасность и максимально возможный в такой ситуации комфорт. Однако это нисколько не облегчало участь ее измучившегося в страданиях и угрызениях совести супруга.
Ему разрешили увидеть ее лишь однажды, буквально за день до выхода армии в долгожданный поход. Похудевшая и посеревшая Мария произвела на него удручающее впечатление своими оголившимися скулами и потухшими впалыми глазами. Она то горько рыдала и умоляла простить ее, то опустошенно смотрела куда-то в сторону и ни на что не реагировала. Измученная и грязная, беспрерывно кашляя до хрипоты и шмыгая посиневшим носиком, она вся насквозь промокла в своем разорванном бальном платье и ему едва разрешили передать ей теплую одежду, без которой она могла бы вскоре погибнуть.
