Однако такая непонятливая девушка резко убрала его вспотевшие руки и тяжело дышащую голову от себя подальше, а расстроенный Томас был вынужден признать, что ни рыцарские заслуги, ни королевские почести в таких вещах не всегда работают. Но, как и полагается настоящему отважному герою, он не сдавался до последнего. Несмотря на возрастающие по громкости протесты, он легко перевернул ее на спину, прижал беспомощные руки к кровати и стремглав забрался наверх, жадно целуя нежную шею и изящные плечи под тонкой тканью рубахи.
– Томас, остановись! – вдруг по-настоящему испуганно закричала Элизабет, широко раскрыв глаза. – Прекрати!
– Ну что такое?
– Ложись спать. Ничего не будет.
– Почему это?
– Я не готова. Что тут непонятного? – С надеждой и грустью косилась она на спасительную книгу, которая была так близко.
– Я опять какие-то страницы зря пролистывал?
– Ты вообще это не читал!
– Элизабет, ты не понимаешь, – не знал, как правильно сказать Томас. – Мы тут мир должны спасать.
– О-о-о, да ты просто не те книги читал!
– Я серьезно. Нам нужно продолжать род человеческий. Все только от нас с тобой сейчас зависит. Прямо сейчас! – тараторил наивный боец. – Не могу рассказать тебе всех подробностей, но это правда. Нам нужно срочно начать, а потом я тебе уже все объясню.
– Да вы всем так говорите!
– Да? – искренне удивился озадаченный Томас. – Так я же правду говорю. Честно.
– Нет. Ложись спать.
– Когда?
– Как-нибудь.
– Элизабет, на нас все надеются. Серьезно. Мир не может ждать!
– И я не жена тебе, между прочим.
– Сначала жениться?!
– Конечно! В книжках по-другому не бывает.
– Да где ты берешь такие книжки? Сжечь – кто продает! Отрубить руки – кто пишет!
– Спокойной ночи.
– Спокойной, – пробурчал обиженный король Парфагона и Арогдора, доблестный завоеватель всей Селеции. Он нехотя отпустил руки своей холодной женщины и рухнул рядом на спину. Только теперь до него стало доходить, что коварные задания хитрого Прокуратора были гораздо сложнее, чем можно было предположить. Спасение будущего человечества – не такая уж легкая задача, если этот путь лежит через такой крепкий орешек. Или он делал что-то не правильно?
Сама же взволнованная Элизабет, делая вид, что уже спит, в этот момент тоже пыталась себя понять. Ее чуткое сердце все еще учащенно билось, и она одновременно искренне проклинала себя и тут же с облегчением радовалась тому, что ничего не произошло. Она бесспорно хотела сделать шаг навстречу более близким отношениям, но невероятно боялась этого, ведь дело было не в ее желании. Она все же воспринимала себя нормальным человеком и ей хотелось того же, что и другим людям. Так и неотесанный до конца Марией Томас, просто совершенно не понимал, что для нее это не рядовое событие, а большой и серьезный шаг в новую жизнь. До сих пор в своей головке она чувствовала себя маленьким ребенком, ведь долгая изоляция от взрослого мира значительно продлила период детства и усугубила его. Она очень хотела стать полноценной женщиной, но ее это сильно пугало. Ее пугал вовсе не сам Томас, а совершенно новая жизнь, новый взгляд на вещи и новые ориентиры. Она очень хотела окунуться в эту неизбежную историю прямо сейчас, но ей все еще было некомфортно покидать территорию невинного, наивного и беззаботного детства, в котором было так легко и непринужденно находиться.
Она хорошо понимала, что долго это не продлится и решение должно быть найдено. Но его все не было. Каждый день с самого утра она храбрилась и действительно думала, что все будет хорошо этим же вечером. У нее даже была масса своих потайных фантазий и желаний, с которыми она пока не знала, что делать. Но, как только сгущались предательские сумерки, она вдруг никчемно терялась в своих глупых страхах и переживаниях. В итоге ей оставалось лишь с горечью жалеть невинного Томаса и все больше ненавидеть саму себя.
Запутавшись в своих мучительных мыслях, Элизабет вдруг почувствовала, как ее утомленное сознание на мгновение провалилось в легкое забытье, тонкий полусон, и снова аккуратно всплыло обратно. Очнувшись после такого микросна, она попробовала встать, не напрягая мышц, и тут же почувствовала весьма вязкое плавное движение, тихий шум в ушах и легкое гудение в теле. Она продолжила движение и вскоре окончательно встала с кровати. Шипящие звуки пропали, вибрации исчезли, а невероятно обостренные ощущения поглотили ее восприятие – она снова в фазе и снова можно все, что угодно!
Последнее время она беспрерывно горестно переживала за своего свергнутого, а затем бесславно погибшего отца и теперь, наконец, осмелилась его увидеть. Пока он был жив, она издевалась над ним как могла и не ценила его чрезмерную заботу, так до сих пор и не понимая ее причин. Теперь же ей
