Заставивший всех моих дорогих призраков кануть обратно в небытие.
– Прости, что разбудил, – сказал колдун, склонившийся надо мной. – Но Навиния очнулась, и я подумал, что тебе лучше услышать наш разговор.
Я протёрла глаза костяшками указательных пальцев. Утвердилась в мысли, что это – реальность. Это, а не то, что я видела минуту назад.
– Да… хорошо, спасибо.
Сев в постели, я надела очки. Ногам было непривычно тепло, точно кто-то положил под одеяло грелку. Правда, миг спустя «грелка» шевельнулась.
В момент сообразив, кто играет её роль, я рывком вскочила.
– Всё ещё боишься Бульдога? – улыбнулся Лод.
Его лицо пряталось в тенях, танцующих вокруг единственной в комнате свечи.
– Немного…
Но думала совершенно о другом.
Какая ирония. Я, не задумываясь, готова отказаться от всего хорошего, что у меня было в жизни, ради мужчины, который даже не принадлежит мне. И, скорее всего, никогда не будет принадлежать.
Для всех лучше, если не будет.
– Ладно, сейчас вернусь. – Невесёлые мысли неохотно отступили перед осознанием того, что нам вновь предстоят великие дела. – Я быстро.
Я ушла в ванную, наспех провела все необходимые ритуалы и последовала за Лодом прочь из лаборатории.
Знакомый путь до башни Повелителя проделали быстро. В этот раз мы миновали проходную лиловую комнату, чтобы по узкой винтовой лесенке подняться выше, туда, куда Алья на моих глазах унёс Навинию. Оказались в другой круглой комнате, расходившейся тремя дверями. В одну из них и вошёл Лод – без стука.
В покоях Альи было почти темно, так что Навинию я заметила не сразу. Принцесса полулежала на огромной кровати, укрывшись за балдахином: полупрозрачный покров цвета сирени, будто из шифона.
– Здравствуй, Лод, – произнёс Алья. Повелитель дроу стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел на спящий Мирстоф, но при нашем появлении обернулся. – У принцессы есть для нас любопытные известия.
По его лицу невозможно было прочесть ничего. Ни единой подсказки о том, что нам предстояло услышать.
А вот когда Лод движением руки заставил балдахин взмыть наверх, перехватившись тяжёлыми бархатными кистями, – угрюмое лицо Навинии сказало мне куда больше.
– Принцесса, – мягко произнёс Лод, присаживаясь в кресло рядом с кроватью, – вы были во дворце, я знаю. Что там произошло?
– Мой Первый Советник. Вирт Форредар. Я хотела побеседовать с ним по душам, – процедила девушка сквозь зубы. Наверное, непосредственно после пробуждения у неё было несколько другое настроение, но сейчас она явно злилась. – А он…
Рассказ принцессы я слушала молча. И про два кубка на выбор, и про «Ночной покой», и про войну с соседним королевством, и – с особым вниманием – про некую отчаянную эльфийскую девочку, которой подкинули некую идею. И думала, что на Земле я тоже сталкивалась с фанатиками – не сама, конечно, только в новостных колонках, – но каждый раз мне трудно было поверить, что человек разумный может вести себя так.
Импульсивная девушка, послужившая марионеткой в чужих руках, и кукловод, умело ею манипулировавший. Мелкие детали большой истории о годах ненависти и реках крови, пролившихся из-за чьей-то нетерпимости и чьих-то предубеждений. Из-за одного мужчины, одержимого своим долгом, и одной девчонки, одержимой своей страстью.
От осознания несправедливости и – главное – отчаянной глупости всего этого хотелось кричать.
– …а потом я достала кольцо и… – принцесса запнулась.
– Из последних сил надели его? – нетерпеливо предположила я. – И потеряли сознание?
– Если бы, – наконец подал голос Алья.
Голос этот был мрачным донельзя, – и в тот же миг я поняла, что в действительности произошло дальше.
– Уж извините, – Навиния вздёрнула носик в жесте, исполненном бесконечного сарказма. – Я узнала, что этот человек помог умереть моим родителям. При этом умудрился сохранить ручки чистыми, подлый высокомерный ублюдок! А потом восемнадцать лет пудрил мозги и мне, и всем светлым, вынуждая нас и дальше убивать дроу и умирать самим, и в смерти вашей сестры он виновен не меньше Хьовфина! Знаете, мне как-то не верится, что вы бы на моём месте…
– Вы убили его, – невыразительно констатировал Лод.
Молчание принцессы явно было той паузой, которая служит человеку спасением, если ему трудно выговорить «да».
– Как вы умудрились? – непроизвольно вырвалось у меня.
Девушка опустила глаза:
– Ну…
