Фрайн знал, что Сусликова рядом. Получил сигнал, когда та переступила границу контура, окружавшего дом, замкнутого на владельце. И мигом дал согласие на то, чего делать не собирался, зная, что буквально минуту спустя прибывшая Машка порушит все наши планы. Почему мы поверили ему? Почему не довели дело до конца?
Положились на отсутствие мотива и доказательств, на слова двух мальчишек, любивших его, на веру Эсфориэля, однажды уже обманувшегося…
– Зачем? – Дэнимон вскинул голову; в голосе принца звенела боль. – Зачем тебе эта война, дядя? Зачем моя смерть, смерть Фаника, заче…
– Ты ещё спрашиваешь? Ты, отродье смертной девки? Триста лет прошло, а все носятся с этими людьми! Только попробуй косо глянуть в их сторону – немедленно обвинят в презрении ко всей их расе, а то ещё тёмным заклеймят! Получили защиту от всех притеснений после одной-единственной войны! Если б Тэйранта не было, людям стоило бы его придумать… но ведь Тэйрант был прав, хотя бы в этом. Люди недостойны того, чтобы существовать. Не рядом с нами, отбирая наши земли, наши ресурсы, наших мужчин и женщин! – зимний взгляд, в котором стыла убийственная смесь отвращения и насмешки, обратился на владыку людей, растерянно стоявшего в стороне. – Вы умираете с момента рождения, вы начинаете тлеть заживо, едва сделав первый вдох, вы даже не можете достойно разделить эйтлих, наш величайший дар! Меня едва не передёргивало, когда я видел Фина рядом с этой… А я даже не мог отговаривать родного брата жениться на ней, не навлекая подозрений! И пересилил себя, как всегда, и улыбался ей, и брал на руки её детей, ведь иначе могли возникнуть ненужные вопросы… – Когда Фрайндин вновь посмотрел на Дэна, глаза его смягчила задумчивость. – Нет, к вам с Фаником я привязался, не буду отрицать. Вы ведь не совсем люди, в конце концов, и дети Фина тоже… но чтобы вы сидели на престоле и правили нами? И ваши потомки, в которых будет течь эта гнусная гнилая кровь?
– Тэлья Фрайндин, – выдавил кто-то из эльфов почти с мольбой, – что вы…
– А ведь наш народ, наши близкие умирали, защищая мясо, которое всё равно сгниёт за какой-то век! Разве это справедливо? Разве
Я всматривалась в его лицо, казавшееся таким юным.
Я вспоминала всё, что мне рассказывали о младшем брате Повелителя эльфов. О маске, которую упоминал Фаник, о детстве маленького принца, про которое говорил Эсфор.
И только теперь понимала то, что могла понять давным-давно.
Он был ребёнком, когда началась война. Маленьким мальчиком. И его мама с папой ушли сражаться с дроу, чтобы защитить людей. Ушли – и не вернулись. А вернулись братья, которые больше не были теми, кого он знал… и старший сел на опустевший трон, пытаясь разобраться с разрушительными последствиями войны, а средний уединился со своими призраками.
До младшего никому не было дела.
Он потерял всю семью. Он остался один. И в одиночестве он плакал, в одиночестве думал и искал причины, которые в конце концов нашёл. Ведь они были так очевидны: дроу, которые отняли у него семью, и люди, из-за которых её отняли.
Возможно, не он один думал так. Почти наверняка. Наверняка были эльфы, которые не одобряли это решение Повелителя – встать на пути у Тэйранта, защищая чужой народ, жертвуя своим. Те же лепреконы долго не решались сделать то же. И наверное, кто-то из эльфов высказывал эти мысли вслух, и по окончании войны, в горе по всем, кого они потеряли – тоже. Да только стоило тебе их высказать, как тебя немедля нарекали последователем Тэйранта – ещё бы, когда раны так свежи, – и последствия были… неприятными. А маленький принц в своём нежном возрасте оказался достаточно умён, чтобы понять: людей надо любить, хочешь ты этого или нет. По крайней мере, внешне.
И спрятался под маской.
Если вначале это и давалось ему нелегко, всё равно никто не воспринимал его всерьёз. А к тому моменту, когда стали воспринимать, он уже владел собой достаточно хорошо, чтобы не выдать истинных чувств. Но тот яд, что таился за его улыбкой, за триста лет разъел его душу целиком: душу того, кто застрял в своём одиноком детстве, душу, которая так и осталась принадлежать обиженному ребёнку. Ребёнку, который использует в своих целях все игрушки, что требуется использовать, – даже те, к которым он привязался. Ребёнку, который не умел и не мог научиться проигрывать.
Как я не поняла этого раньше? Как не подумала, что это странно, что спустя триста лет он так похож на мальчишку, что есть в этом нечто ненормальное, противо-естественное…
– А я ведь почти уже исправил эту ошибку! Почти сделал всё, как надо! – Фрайндин снова дёрнулся, пытаясь выпутаться. – Сделал всё, чтобы мясо использовали по прямому назначению, чтобы в туннелях дроу гибли они, не мы! Даже привлёк на нашу сторону эту рыжую мерзость, даже терпел её рядом с собой! Хотя наблюдать, как она коробит тонкие чувства этих придворных глупцов, было даже смешно, но избавиться от неё было бы куда смешнее… потом. Если б она пережила резню у дроу, конечно. – Он сердито зажмурился. – Я уже всё распланировал, всё! Подлые люди убивают мою прекрасную невесту, отважную спасительницу Риджии, в зависти и страхе перед её необычайной силой! Кто бы потом осмелился винить меня в том, что я потребовал развязать с ними войну?
