на бабушку…
Делаю вид, что изучаю договор, а сам открываю карту в интерфейсе и делаю поиск бабушки Евгении Сергеевны, тридцать шестого года рождения, уроженки Костромской области, и покрываюсь потом. Останки Ледовских Евгении Сергеевны находятся где-то в районе городской свалки.
– А где сама бабушка? – спрашиваю я.
– А в деревне, где же ей еще быть? Тяжко ей в городе, воздух не такой, люди ей не такие, вот и вернулась. Я, говорит, там хочу помереть, где родилась.
– Правильно сделала ваша бабушка, – я соглашаюсь, думая, что делать. – Насчет задатка – у меня с собой нет столько.
– А сколько есть?
– Есть тыщи две, я не думал, что уже сегодня найдем что-то подходящее…
– Давайте сколько есть, так и быть. Вы вроде приличный молодой человек. А я, так и быть, до завтра подожду. Но потом – извините, если не снимете, я сдам! И задаток не верну!
Ее хитрость видна невооруженным взглядом – не будет ждать. Страхуется, если сдаст сегодня – просто вернет деньги. А не сдаст – вот он я, готовый, а если и я откажусь – пара тысяч тоже деньги. Не показывая ей содержимое бумажника, достаю две тысячи и протягиваю ей.
– Напишите расписку?
– Ох и недоверчивая молодежь пошла! – Она делано возмущается, но пишет расписку. – Еще варианты будете смотреть?
– Думаю, нет. Меня в этой квартире все устраивает, просто я пока не знаю, смогу ли сразу найти вам сто тысяч. Зависит от того, выдадут ли мне премию на работе.
Объяснение ее устраивает, она кивает.
– Тогда я жду от вас завтра звонка, Филипп.
– Хорошо, Галина, – я обуваюсь и прощаюсь. – До завтра!
– Да, до завтра. До свидания! – Она выпроваживает меня и закрывает дверь.
Я вызываю Uber, но куда ехать – пока не решил. Первой мыслью было ехать в полицию и писать заявление, но сейчас уже не уверен. Что я сообщу? Нет, это не вариант.
Ехать на работу смысла уже нет. Домой? А что с квартирой этой? И бабушкой, чьи останки даже не захоронены по-человечески?
Приняв решение, спускаюсь и выхожу на улицу к точке посадки в такси. Я знаю только одного человека, который может помочь. И, судя по интерактивной карте, он сейчас у себя.
Подъехав к отделению, я звоню Игоревичу. Не знаю почему, но я все еще таскаю его визитку с собой в бумажнике.
– Игоревич, – отвечает майор.
– Дмитрий Юрьевич, здравствуйте!
– Здравствуйте. С кем говорю?
– Это Филипп Панфилов, помните, мы с вами беседовали по поводу Оксаны…
– Помню, – обрывает меня майор и огорошивает меня следующими словами: – Как раз собирался сам вам звонить. Вы где?
– Я на улице, возле отделения. Сможете выйти? Надо поговорить.
– Пять минут.
Игоревич отключается. Я волнуюсь, и об этом свидетельствует системный алерт о повышенном сердцебиении. Курил бы – закурил, момент подходящий. Я вспоминаю те непростые ночь и утро наедине с Игоревичем и начинаю сомневаться, правильно ли поступаю.
Майор не заставляет себя ждать. Он выглядит уставшим, но так же приветлив.
– Филипп Олегович, рад тебя видеть! – Игоревич закуривает. – Увидел что-то еще?
– Добрый вечер, Дмитрий Юрьевич. Не совсем увидел, но есть кое-какие сомнения.
Он кивает в сторону аллеи:
– Пройдемся?
– Конечно.
Молча доходим до небольшой аллеи возле отделения. По пути майор несколькими сильными затяжками выкуривает всю сигарету и вытаскивает из пачки новую. Крутит ее в руках, но не поджигает.
– Рассказывай.
Коротко, без воды, но не упуская деталей, я рассказываю ему о том, как искал себе новое жилье и нашел Галину с ее чудесной квартирой.
– Как, говоришь, бабушку зовут? Ледовских Евгения Сергеевна? Сейчас пробьем. Если бабушка не жива, как ты считаешь, то странно, что квартиру не продают, а сдают.
– Может, пока ищут покупателей, решили срубить денег с аренды?
