Он провел меня в лабораторию, которая сегодня выглядела по–другому. Свобода разложил ЗАФО и различные приборы (большая часть из которых выглядела совершенно загадочно) на столе в центре, сдвинув все остальное оборудование к стенам, чтобы освободить место.
От возбуждения он чуть ли не подпрыгивал:
— Это просто потрясающая штука!
— Хорошо, я поняла, — ответила я, — так отчего ты в таком ажиотаже?
Он уселся на стул и с хрустом размял пальцы:
— Для начала я провел визуальное исследование.
— Ты осмотрел кабель. Ты в курсе, что можно просто сказать «осмотрел»?
— По внешним признакам это обычный одномодовый оптоволоконный кабель. Наружная оболочка, внутримодульный гидрофобный заполнитель, промежуточная оболочка — все стандартное. Сердцевина имеет диаметр 8 мкм — тоже вполне нормальна. Но я подумал, что именно сердцевина может представлять интерес, поэтому отрезал несколько образцов для…
— Отрезал? — спросила я. — Я не давала разрешения резать его.
— Ну не давала, меня это не волнует, — он постучал по одному из разложенных на столе приборов. — Вот эта малышка предназначена для измерения показателя преломления сердцевины кабеля. Для оптоволоконного кабеля это очень важный показатель.
Я взяла со стола пятисантиметровый отрезок ЗАФО:
— И ты обнаружил что–то странное?
— Нет, — ответил Свобода. — Показатель преломления 1.458. Чуть выше, чем обычно, но ненамного.
Я вздохнула:
— Свобода, ты можешь пропустить все, что «нормально», и просто сказать мне, что ты обнаружил?
— Хорошо, хорошо, — он поднял со стола какой–то прибор и показал его мне. — Я нашел разгадку тайны с помощью вот этой штуковины.
— Я понимаю, ты хочешь, чтобы я спросила тебя, что это такое, но честное слово, мне уже…
— Это оптический рефлектометр для измерения затухания светового луча. Коротко ОР. Он показывает уровень затухания сигнала, свойственный данному волокну. Затухание — это поглощение оптической энергии, которая преобразуется в тепло во время передачи сигнала.
— Я знаю, что такое затухание, — ответила я. С таким же успехом могла бы ничего не говорить: когда Свобода сядет на своего конька, остановить его невозможно. Я не знаю никого, кто любил бы свою работу так, как этот парень.
Он положил ОР на стол:
— Итак, типичные показатели затухания для высококачественного кабеля составляют около 0.4 децибела на километр. А теперь угадай показатели ЗАФО.
— Нет.
— Ну. Пожалуйста, ну, предположи что–нибудь!
— Просто скажи мне и все.
— Ноль. Грёбаный НОЛЬ! — Свобода сложил пальцы в нолик. — Нооооооль!
Я присела на стул рядом с ним:
— Ты хочешь сказать, что при прохождении сигнала не происходит вообще никакой потери света?
— Именно так! Ну, насколько я могу судить по своим приборам. У моего ОР допустимая погрешность примерно 0.001 децибела на километр.
Я посмотрела на отрезок кабеля, который по–прежнему держала в руках:
— Какое–то затухание всё равно ведь есть? Не может же это на самом деле быть полный ноль?
Мартин пожал плечами:
— Сверхпроводники демонстрируют нулевое сопротивление электрическому сигналу. Почему бы не быть материалу с нулевым сопротивлением оптическому сигналу?
— ЗАФО… — пробормотала я, — «оптоволоконный кабель с нулевым затуханием»[39].
Свобода хлопнул себя по лбу:
— Ну конечно!
— Из чего он сделан?
Он повернулся к укрепленному на стене прибору и ласково погладил его:
— А вот тут пригодился мой спектрометр! Это девочка, и её зовут Нора.
— И что тебе сказала Нора?
— Сердцевина состоит в основном из стекла. В этом нет ничего странного, в большинстве кабелей для сердцевины используется именно стекло. Но там в незначительных количествах присутствуют также тантал, литий и германий.
