дюжину живет! Так как лето, они волосы свои чешут и молодых мужиков ждут. У нас молодых уже лет двадцать как нет, и им всем сто раз говорено, что не придут они, неоткуда им взяться, мол, уплывайте уже отсюда. А эти, как полнолуние, сидят на берегу и гребешками орудуют. Ждут. Ну не дуры?
— Да это ладно. — Кузьмич хмыкнул. — Вот помню, пошли мы как-то с овинником и банным на Ивана Купалу к Неглинке. У меня просто тогда там рядом палаты стояли…
Мне стало понятно, что познавательная часть беседы закончилась и начались воспоминания, которые имеют немалую ценность для фольклористов, но лишены практического смысла. То есть можно смело отправляться в магазин, поскольку есть-то мне что-то надо и сегодня вечером, и завтра утром.
Мои гости и примкнувший к ним Родька уже вовсю разошлись, перебивая друг друга и вываливая все новые и новые воспоминания о своих похождениях в те времена, о которых я только в исторических романах читал. Сами посудите — тот же Кузьмич на Неглинку ходил. Неглинку, которую еще при царе-батюшке под землю законопатили!
В общем, под шумок я квартиру и покинул, причем, как мне показалось, никто этого даже не заметил.
Забавно, а я как-то уже совсем сроднился с этими представителями фольклора. Серьезно. Более того, я их начинаю воспринимать в качестве своих друзей. По идее, это противоестественно, хотя бы потому, что они не люди. В прямом смысле не люди. Они не принадлежат к доминирующей на этой планете расе.
Но только являюсь ли я сам теперь человеком в полной мере? Хотя что за чушь. Конечно же являюсь. Но вот вопрос — останусь ли я им после того, как сила меня примет? Не факт. Люди в наше время столько не живут, сколько, например, протянул Захар Петрович. Я уж молчу обо всем остальном. Да вот хоть бы зелья. Почему-то есть у меня уверенность в том, что если бы, например, Пашка Винокуров попробовал изготовить пресловутые кристаллы страстной любви, то есть сделал бы то же, что и я, — побросал в котел те же травы, а после прочел наговор, то ничего бы у него не получилось. Тут нужно нечто большее. И это большее не человеческой природы.
Подобные мысли вертелись в моей голове и до того, как я неторопливо шел к магазину, и тогда, когда я уже топал домой. Они меня увлекли до такой степени, что я даже не услышал, как меня у подъезда окликнула Маринка.
Я заметил ее только тогда, когда она меня за рукав дернула.
— Смолин, — буквально проорала она мне в ухо, — ты чего? Ушел в себя, буду нескоро?
Она была, как обычно, свежа, непосредственна и с компанией. С ней был тот мрачноватый парень, с которым она меня знакомила на лестнице недели две назад. Если не ошибаюсь, звали его Сергей Севастьянов.
— Ну да, — ответил я ей, пожимая Севастьянову руку. — Вроде того.
— Ты почему дома? — спросила Маринка. — Ты же вроде за город собирался?
— Уже вернулся. — Я поставил пакеты с продуктами на лавку. — А вы куда намылились? В кино?
— Почти. — Маринка заливисто рассмеялась. — В еще то кино. Ужастик смотреть.
Нет, все-таки я ей где-то даже завидую. Времени-то прошло всего ничего с той ночи, когда нас чуть не прикончили. Как она тогда орала, ножками топала, ведь даже стошнило ее — и на тебе, никаких следов пережитого стресса. Идет в кино ужасы смотреть. Счастливый человек с устойчивой психикой.
— Нет, Смолин, все круче. — Маринка сузила глаза, как видно, желая погрузить меня в мир тайн и мистики. — На кладбище мы едем! На кла-а- адбище!
И она растопырила пальцы, а после поднесла их к моему лицу, видимо, желая усилить эффект.
Но особой нужды в этом не было, я и так был впечатлен.
А еще у меня в ушах прозвучала вчерашняя фраза лесного хозяина о кукушке и ее яйце, из которой следовало, что только это в мире и бывает случайно. Все же остальное просто так не происходит.
Значит, и действовать мне теперь надо соответственно. Использовать те шансы, что подворачиваются, и не верить в совпадения и в то, что если на этот раз не получилось, то в следующий-то точно выйдет как надо. Следующего раза может и не быть. Да и не получится у меня уже безмятежно существовать как раньше, спокойно плывя по течению. Жизнь не даст этого делать. И судьба — тоже. Тут либо так, либо никак.
Не могу сказать, что мне это очень нравится, но выбора нет.
Или все-таки нравится?
— Странный выбор для воскресной прогулки, — вкрадчиво произнес я. — Нет, некий романтизм в этом есть. Я бы даже сказал — это вполне себе готичненько. И все же — какого вы забыли в местах вечного упокоения?
— Да какая там прогулка? — Севастьянов сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. — Беспредел сатанинский в чистом виде, как в девяностые, если не хуже. Какого-то мужика распластали, как семгу на разделочной доске. О, хорошо сказал, надо запомнить, может пригодиться.
— Звучно, — согласилась Маринка. — И метафоры такие жесткие, по теме. Ну, мы едем?
Она подошла к не слишком новой «Королле», которая, похоже, принадлежала Севастьянову.
— А возьмите меня с собой, — попросил я у них. — Мне все равно делать нечего.