сокрушаться по поводу исчезновения неверной красавицы. Он помолился и стал готовиться к сражению. Как вдруг узнал, что все в лагере только и говорят, что о дурном предзнаменовании и видении, опять явившемся королю Якову… Даже его собственный сын Александр поверил этим слухам!
Шотландцы очень суеверны. Король об этом знал и старался не придавать этому значения. Но тут вдруг его оруженосец обнаружил, что подкладку одного из шлемов Якова попортили мыши. По сути мелочь, но даже это легковерные шотландцы сочли дурным знаком. И опять Яков держался невозмутимо, отправил разведчиков проследить за маневрами вражеской армии, обсуждал с пушкарем Бортвиком установку орудий, велел сжечь мусор в лагере, чтобы англичане за клубами дыма не могли разобрать, как происходит построение армии шотландцев. Он действовал разумно и спокойно, скрывая дурное расположение духа. Не такой настрой должен быть у короля в преддверии великой победы. А тут еще и Хантли сказал, что некоторые из его непокорных горцев, вместо того чтобы готовиться к битве, отправились поживиться на руинах Форда. Ведь несмотря на то, что башни рухнули, а деревянные пристройки и хозяйственные службы выгорели, этим полудиким северянам из Хайленда даже заготовки в сгоревшей кузне кажутся добычей. Якова все это раздражало. Да, дисциплина в его армии явно оставляет желать лучшего. Одно утешало – англичане, голодные и измученные переходом и переправой через Тилл, будут удачной мишенью для пушек мастера Бортвика, установленных на холме. Когда же вернутся разведчики и доложат обстановку, он сам поведет свое свежее, отдохнувшее воинство на изможденного врага.
Эти размышления несколько приободрили Якова. Выйдя из шатра, он с важным видом стоял в своих великолепных доспехах, сложив руки в латных перчатках на рукояти меча. Рядом были его верные лорды – воинственный Аргайл, решительный Босуэлл, храбрый Монтроз, веселый и дерзкий Хоум, величественный и предусмотрительный Хантли. А вдали за слоистой пеленой дыма и клубившимся в низине туманом время от времени угадывалось некое движение. Отряды англичан приближались. Это хорошо. Хорошо, что враги не отважились идти через шотландскую границу, а повернули, решив дать бой. И сегодня их ждет кровавая баня, они узнают ярость шотландцев, они поймут, что воинов с севера не сдержать!
Яков так и сказал собравшимся: «Мы непобедимы! Мы обречены на победу! Скоро весь этот край будет нашим и некому будет больше противостоять шотландской мощи!»
В ответ на слова короля по рядам грянуло громогласное «Слава королю Якову!». Но потом стали слышны резкие выкрики, улюлюканье и ругательства. Озадаченный Яков повернулся всем корпусом и заметил мелькнувшую в траве серую тень, а затем увидел своих ополченцев с синими крестами на доспехах, которые метались, толкались, падали, полностью нарушив ряды построения.
– Какого дьявола! – выругался Стюарт. – Что происходит, ради всех святых?
Оказалось, сущая нелепица. Откуда-то выскочил и стал метаться среди людей серый заяц, его пытались ловить, метали в зверька стрелы и даже бросали каски, пробовали задеть его длиннющими пиками… но только задевали и валили своих сотоварищей. Это сначала вызвало смех, потом раздраженные ругательства.
– Милорды, немедленно наведите порядок в войсках! – вскричал король.
Это удалось только после того, как ошалевший с перепугу заяц умчался куда-то в низину, растворившись в пелене тумана. Граф Хантли не преминул сказать, что горцы считают это недобрым предзнаменованием. Вот если бы наглого английского зайца удалось поймать или пристрелить…
– Иногда я стыжусь, что я ваш король, – сурово произнес Яков. – Милорд Хантли, вы должны быть выше суеверий диких катеранов. Надеюсь впредь не слышать подобных бредней. И чтобы ваши горцы не несли чушь от безделья, я повелеваю вам первым начать сражение. И вам, милорд Хоум.
– Но куда нам двигаться, милорд? – указал в сторону тумана Хоум.
– Дождемся наших разведчиков, и тогда я отдам приказ.
Но время шло, а вокруг по-прежнему стояла тишина. Уже перевалило за полдень, приближался вечер, и Яков ощутил голод. Ему подали чашу с бульоном, и он осторожно пил его, стараясь не залить за латный воротник, когда доложили, что вернулись посланные в разведку лазутчики.
Они доложили: в низине, прямо напротив войска короля Якова, сгруппировались отряды командующего графа Суррея и его сына адмирала. Левее, на расстоянии полета стрелы, прорубаясь сквозь густой орешник, в сторону ставки Якова движется внушительный пеший отряд младшего сына Суррея – Эдмунда Говарда. Справа же, на некотором отдалении, расположились лучники лорда Стэнли, в основном ополченцы, оставленные в резерве, но луки их опасны…
– Я сам знаю, какие луки у англичан, – резко перебил говорившего король. – Скажите лучше, какова их конница?
Ответ его несколько удивил: у англичан имеются конники, но они лишь у Хранителя границы лорда Дакра и расположились позади всех, поскольку в низине под холмом местность неровная, заболоченная, вся в кочках и рытвинах. Тяжелая рыцарская конница там не пройдет – для наскока и удара неудобно и можно покалечить лошадей.
– Как же так? – заволновался Яков. – Майсгрейв говорил мне, что впереди ровное, покато спускающееся поле! Где этот Майсгрейв? Приведите его ко мне. Кажется, он в ваших отрядах, сэр Александр?
Хоум оглянулся, но не успел ничего сказать, ибо лазутчик подтвердил: да, местность открытая и довольно пологая, но, опять же, заболоченная и неровная. Яков задумался, забыв позвать Майсгрейва, а Хоум медленно отошел в сторону. Он заметил, что Яков не в духе, поэтому не стал говорить, что этот хитрый англичанин не явился в ставку во время построения. Да и стоит ли сообщать об этом? У Майсгрейва и отряд-то был небольшой, и роли он никакой не сыграет, а король может высказать Хоуму, что именно он привел к нему Бурого Орла, не допросив как следует и не выяснив, что Майсгрейв
