Теперь же выпал шанс напасть и поквитаться за прошлые поражения. И никто не сомневался, что это получится, учитывая, что английского Генриха Тюдора с армией не было в стране.
Дэвид слышал, как бряцающие железом под его окном воины говорили:
– Немало добра мы наберем в английских поместьях! До самого Йорка дойдем, оставив за собой кровавый след. Мы зарубим всякого, кто попытается не подчиниться нам!
– Почему только до Йорка? До самого Лондона докатится волна нашего воинства! Мы сделаем проклятых англичан нашими данниками и вассалами на века!
– Конечно, сделаем, видит Бог! Пока коронованный Тюдор увяз где-то за морем, вся его страна к нашим услугам. Уж как мы пойдем по их долинам и поместья! Воинов-то там нынче нет, одни леди да мальчишки-пажи подле них. И мы постараемся, чтобы в животике каждой англичанки завелось по маленькому славному шотландцу!
От этих разговоров на лице Дэвида начинали ходить желваки. Он брал свой костыль и, опираясь на него, шел к воротам храма.
Когда человек не знает, как ему быть, ему может помочь только молитва.
И Дэвид молился. Смешиваясь с толпой паломников, он устремлялся к раке с мощами апостола. Его не раз замечали тут – сильного мужчину с мрачным лицом и хищным взглядом зеленых глаз, который угрюмо поглядывал по сторонам. Скорее воин, чем богомолец, и только костыль, с которым он не расставался, давал ему возможность оставаться в стороне от всеобщего воинственного оживления.
Привратник при соборе Святого Эндрю знал, что этот хромой ожидает некоего настоятеля с севера Шотландии. Дэвид заплатил ему серебром, чтобы тот упредил его, когда прибудет судно с отцом Годвином, пообещав двойную плату, как только появятся известия. И уж привратник не упустил выгодный для него момент.
– Они здесь, – шепнул он, подобравшись к коленопреклоненному хромому, молившемуся в одной из боковых часовен главного нефа. – Отдыхают после плавания. Так как же обещанные деньги, сэр? – успел он схватить торопливо подскочившего паломника за полу накидки, когда тот едва не кинулся к выходу, позабыв про свой костыль. Даже как будто хромать перестал.
Но и теперь Дэвид не смог сразу встретиться с настоятелем. В этот день епископ Александр выступал с кафедры, доказывая, что Бог за Шотландию и теперь им предстоит отомстить за все перенесенные ранее от Англии обиды. Потом были сборы, толчея, гремели трубы, бряцала сталь. Дэвид держался в стороне от всеобщего столпотворения, заняв место на скамье под оградой, пока перед ним не остановился какой-то церковник в капюшоне. Обтрепанная сутана, скрытое под низко надвинутым капюшоном лицо, веревочные сандалии на искривленных ревматизмом ногах. Таков был аббат Годвин, жестом велевший следовать Дэвиду за собой.
– Я знаю, кто вы, сын мой, – произнес он, когда они остановились в дальнем углу у ограды, куда почти не долетал шум воинских сборов. Здесь было каменное изваяние ангела, склоненного над мраморной чашей, в которой стояла мутная дождевая вода. – Моя духовная дочь, не таясь, поведала мне о вас.
Дэвид судорожно сглотнул. Неужели Мойра осмелилась сообщить настоятелю, что он англичанин?
Но тот сказал совсем иное:
– Вы видите, что тут происходит, Дэвид? Все эти люди обезумели и, кажется, только и грезят войной. И если вы надумали присоединиться к этим ратям, то разумно ли мне передать вам женщину, у которой тут нет ни единой близкой души?
Дэвид перевел дыхание. Зря он плохо подумал о Мойре. Пора бы уже научиться доверять ей.
– Где она сейчас, святой отец? – спросил он, чувствуя, как сильно забилось сердце.
Тонкие губы аббата сурово сжались. Он стоял подле изваяния кроткого ангела, но сам выглядел решительным и суровым.
– Я не желаю отдавать мою духовную дочь тому, кто не спешил обвенчаться с ней. Да, я привез Мойру по ее настоятельной просьбе. Но вот вам мое условие: я сообщу ей, что виделся с вами, и даже позволю прийти, но только при условии, что вы обвенчаетесь с ней по закону нашей святой Матери Церкви. Я даже сам готов соединить ваши руки у алтаря и благословить вас.
Обвенчаться с Мойрой? Дэвид молчал. Казалось бы, ему ничего не стоило сказать, что он готов, и согласиться. Но почему-то ему не хотелось лгать этому священнику. Было в отце Годвине нечто искреннее и достойное, да и сам Дэвид уже устал от постоянной лжи.
– Святой отец, я вижу, что вы искренне печетесь о судьбе вашей воспитанницы.
– И о спасении ее души, – вставил настоятель.
– Да, да, конечно. Однако я не могу сделать то, о чем вы просите. Я уже обвенчан с другой.
Отец Годвин отшатнулся. Кажется, подобное не приходило ему в голову. Мойра рвалась к некому Дэвиду, но не говорила, что тот уже женат.
– Тогда… О, во имя неба, я не желаю, чтобы она встречалась с вами! Вы ей не подходите, и чем скорее она смирится с тем, что вы не пара…
– Да, мы не можем быть парой, но я могу вернуть Мойру ее родным! – решительно произнес Дэвид.
Эта фраза озадачила настоятеля. Он уже хотел уйти, но теперь замер и смотрел на Дэвида голубыми глазами кельта, в которых был не только упрек, но и явный интерес.
