объединены ртом, неестественно удлиненным из-за движения головы и растянутым в горькую улыбку. Прядь волос выбилась из пучка на затылке и перерезает бледное тело, как трещина. У девушки экзотическая внешность, хотя Чарли не может определить ее национальность. Такое лицо, думает он, трудно забыть.

Вторая фотография отделена от первой примерно тридцатью листами дневника, на ней — пара, уже хорошо знакомая им. Мастер Ренфрю и барон Нэйлор плечом к плечу стоят на открытой равнине, плоской, как лепешка; видна ровная, гладкая линия горизонта. Как и на дагеротипе в гимнастическом зале, оба запечатлены молодыми: Ренфрю — студент университета, барон — мужчина лет сорока в толстом твидовом костюме. Свет так ярок, что небо над ними обоими кажется ослепительно-белым. Кажется, что их головы упираются в пустоту. Почва под тяжелыми сапогами покрыта густой жесткой травой. В Англии не найдется ни одной настолько протяженной плоской равнины. И при этом она совершенно голая, ландшафт вполне может быть лунным.

Но Томаса привлекает другая особенность снимка. Неловко потянувшись, испытывая боль при каждом движении, он берет у Чарли фотографию своими опухшими, негнущимися пальцами, подносит ее к лампе под прямым углом, потом трет один уголок между пальцами, словно проверяет качество ткани.

— Потрогай, Чарли. Это не дагеротип. И посмотри: если поднести снимок ближе к лампе, он заблестит, будто покрыт серебром.

Чарли сразу понимает, о чем говорит друг.

— Какая-то новая технология. С континента. Несмотря на запреты.

— Для нас это новинка. Но снимку лет пятнадцать, если не больше. — Томас вкладывает портрет обратно в дневник. — Одной этой фотографии достаточно, чтобы леди Нэйлор оказалась в тюрьме.

Они продолжают осматривать лабораторию. Через несколько минут Томас, довольствуясь лунным светом, двигается дальше и перемещается в следующую комнату. Чарли тем временем с головой уходит в изучение конторской книги, открытой на последней записи. Он не знаком с высоким искусством счетоводства, но здесь расходы и поступления записаны разными чернилами — красными и черными — и легко опознаются. Суммы, занесенные в графу расходов, огромны. Одна из них особенно поражает, и Чарли сначала думает, что это он ошибся. Напротив нее стоит лишь слово «доставка» и карандашом приписана дата — «12 января». До нее меньше двух недель. Баронесса оплатила заказ заранее. К странице скрепкой подколото письмо, крайне туманное из-за краткости. В нем тоже упоминается «доставка» и указана та же дата. «Табачный док. „Гарлем“ (Ла-Рошель). Полночь. Пожалуйста, заберите лично и вывезите сами». И подпись: «Капитан ван Гюисманс».

Что касается графы поступлений, то каждая стоящая в ней цифра повторяется в отдельном столбике, помеченном заглавной буквой «Д». Сначала Чарли не может понять, зачем дублировать цифры, потом ему приходит в голову, что «Д» может означать «долг». В этой колонке после каждой суммы следует имя — всегда одно и то же, всегда выписанное с такой тщательностью, что в этом чувствуется некая одержимость.

Спенсер.

Спенсер.

Спенсер.

Спенсер.

Спенсер.

Леди Нэйлор словно не позволяет себе забыть, кому она обязана всеми своими деньгами. Итог, перенесенный с предыдущих страниц, уже настолько велик, что сомнений нет: Нэйлоры стали банкротами. Если называть вещи своими именами, они — собственность Спенсеров. А значит, перейдут в собственность Джулиуса, когда умрет его дед. Говорят, что старик из-за подагры прикован к постели и жить ему осталось недолго.

Чарли оставляет конторскую книгу и продолжает изучать комнату. В ней немало других загадок. Например, один стол полностью завален техническими чертежами, многие из которых выполнены на темно-синей бумаге с необычной текстурой. Сами линии — белые. Когда Чарли пробует развернуть их, несколько листов соскальзывают на пол. Услышав шум, Ливия вздрагивает и оглядывается на дверь. Чарли торопливо поднимает чертежи и с ужасом понимает, что не сможет восстановить первоначальный порядок листов. На том, что лежит сверху, изображено сплетение длинных пересекающихся путей: система настолько сложна, а пути настолько угловаты, что трудно представить себе город, построенный по этому плану. Но может, это чертеж железной дороги или археологических раскопок? Единственная подсказка заключена в слове из красивых заглавных букв, стоящем в левом нижнем углу: А-Ш-Е-Н-Ш-Т-E-Д. Чарли никогда не слышал о таком месте. Но он знает, что на немецком слово «Аше» означает «пепел», а «Штед» очень похоже на немецкое же «город». Город пепла. В сознании Чарли возникает смутный образ: тысячи печей, пылающих во тьме.

Короткий свист Томаса прерывает размышления Чарли, призывая его следовать за другом. Вторая комната больше похожа на лабораторию как таковую. Стены уставлены полками с аптекарскими принадлежностями: ретортами, пробирками, рядами коричневых банок с химикатами. На столах — приборы и аппараты, которыми в настоящее время не пользуются. Микроскоп горделиво возвышается на отдельном столе. Неподалеку от него стоит Томас: он склонился над стопкой записных книжек и листает одну из них.

Вы читаете Дым
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату