крысами. Да еще у таких хозяев. Это издевательство, циничное и мерзкое. Железяки возомнили себя людьми. Кто бы мог подумать.
— Что ты предлагаешь? — тихо спросил Антон.
— Не знаю. Ничего. Я просто не хочу жить дальше.
— А ты? — обернулся Антон к Франсуа.
Тот долго, собираясь с мыслями, молчал. Потом сказал:
— Надо разгрузить «Одиссей». Оставим им технику и утварь. Пускай пользуются, в конце концов, для этого мы сюда прилетели. Обратно пойдем порожняком. Нам будет по шестьдесят пять, когда вернемся, это еще не старость. Мы терпели двадцать лет. Потерпим и еще двадцать, теперь хотя бы у нас есть привычка.
— Я не вытерплю, — сорвался Васко. — Порке дьябло, они же нас поимели, вы что, не видите?! Я не смогу жить с этим, понимаете вы?! Не смогу дышать, зная, что подарил сорок лет жизни банде ублюдков, которые меня попользовали.
— Не попользовали, — поправил Антон. — Они всего лишь пытались. И еще: я только что попробовал посмотреть на вещи с другой стороны.
— С какой это другой? — ожесточенно выкрикнул Васко.
— С их стороны. Они ведь нас ждали. Боялись, что не доберемся, боялись посылать сигналы, чтобы мы не догадались, как обстоят дела. Сотню с лишним лет учили друг друга, поддерживали. Будь они людьми, я бы сказал — горы свернули. Потом еще сорок лет ждали. Для того чтобы мы сейчас развернулись и бросили их?
— С тобой все в порядке? — спросил Франсуа заботливо. — Они же искусственные. Какая разница им, сколько ждать? У них впереди вечность, у каждого. А у нас ее нет, у нас лишь жалкая надежда оказаться на старости лет дома.
— Ты прав, — ответил Антон тоскливо. — Прав. Только я — остаюсь.
— Что-о?
— Я сказал, что остаюсь с ними. Возможно, сумею быть им полезен.
— И что, бросишь нас? — с ужасом в голосе спросил Франсуа.
Антон не ответил.
Местное светило медленно заплывало за горизонт. Антон, опершись на ограждение крыльца, ловил последние лучи веками зажмуренных глаз. Дом был большой, слишком большой для двоих. Они жили в нем с Франсуа, который вернулся на Харизму через полгода — после того, как на выходе из очередного тоннеля застрелился Васко. Франсуа не упрекал Антона, он после возвращения скупо расставался со словами. Со временем он отошел, завел себе несколько железных подружек и казался довольным жизнью.
Сейчас Франсуа не было, он присматривал за закладкой молибденовой шахты в двух сотнях километров к северу.
— Антон!
Антон обернулся. Сола стояла в пяти шагах.
— Что тебе? — устало спросил он.
— Ничего. Мне жалко тебя, Антон.
Сола многому научилась за последние пять лет и научила других. Переживать, злиться, отчаиваться, скорбеть — почти всему, что умели Антон с Франсуа. Не дались обитателям Харизмы только привязанность и вражда: все они относились друг к другу одинаково ровно, с прохладным дружелюбием.
— Самому главному вы так и не выучились, — проговорил Антон задумчиво. — А мы не смогли научить.
Заставить себя относиться к Соле как к женщине он так и не сумел.
— Вы не виноваты, — сказала Сола поспешно. — Это наша вина, моя. Но мы работаем над этим, ты не думай. Может быть, через год. Или через два я стану совсем похожа на женщину. Ты не отличишь. Я…
— Да, конечно. — Антон кивнул и пошел в дом.
Объяснять Соле, что быть похожей на женщину для любви мало, он не стал. Про физиологию и влечение тоже.
— Будем надеяться, — тихо обронил Антон, обернувшись на пороге.
Растолковывать Соле, что значит «надеяться», он не стал также. Впрочем, она, наверное, знала это сама.
Диана Удовиченко
На круги своя
