истерии, как мог.
Никогда прежде путь в лагерь не казался мне таким долгим.
В лагере что-то шло не так. Со стройплощадки не доносилось ни звука. Ни малейшего движения, лишь поднимались над прилегающими пустырями невысокие смерчи. Ни голоса руководителя миссии, раздающего указания, ни ворчания Маттео, ни импульсивных речей Якова…
Навязчивый страшок, который поселился в моей душе во время прогулки в пустоши, грозил перерасти в настоящую панику. Я завертел головой: пусто, кругом — пусто. Глаз начал подмечать тревожные детали: там — небрежно брошенный в пыль инструмент, здесь — неплотно запертые двери мастерской.
А потом я увидел братьев: они бежали друг за другом по тропе, ведущей на западный склон Отца. Не теряя ни секунды, я кинулся следом. Сердце мое болезненно пульсировало, а в ушах стоял ноющий писк, будто в моей несчастной больной голове поселилась туча марсианской мошкары.
Что-то стряслось, когда я был в пустошах. Что-то ужасное.
…Братья остановились на скальной террасе на середине подъема к вершине. Я уже понимал, в чем дело, и мне хотелось рвать на себе волосы и кричать диким ором. Монахи обступили мертвое тело: у нас была очередная потеря. И на сей раз это был не несчастный случай, на сей раз это было убийство.
Брат Станислав отправился на западный склон, чтобы очистить от пыли солнечные панели. Это была, что называется, ежедневная рутина: несложная, монотонная работа, отбирающая несколько часов времени. Единственным приятным моментом в ней была возможность любоваться суровой красотой Terra Innocentiae с высоты.
Время, отведенное на регламентные работы с солнечными панелями, прошло. Професс Габриель заметил, что выработка электроэнергии продолжает падать, и отправил разобраться, в чем дело, Маттео и Аллоизия.
Братья, едва начав подъем, смекнули, что произошло непоправимое, и позвали остальных. Солнечные батареи, распложенные по две-три на каменных уступах, были сдвинуты, одна вообще лежала фотоэлементами вниз. На стойках темнели пятна крови.
Когда брат Станислав чистил панели верхнего ряда, кто-то подошел к нему и ударил в горло чем-то острым. Станислав умер не сразу, он цеплялся за жизнь, как мог. Рана не позволяла ему кричать, он пытался добраться до лагеря. Он шел вниз по склону, хватаясь за панели, но на каком-то этапе потеря крови и болевой шок сделали свое дело. Станислав упал с одного уступа, со второго, перевернул батарею, пытаясь подняться… и отдал Богу душу.
Братья почти сразу нашли орудие убийства. Им оказался тепличный кол вроде тех, к которым я подвязывал помидорушки. Его острие было дополнительно заточено.
— Это твое, Помидор? — Яков сунул мне под нос испачканный кровью Станислава предмет.
— Да… То есть — нет… — Я растерялся, потому что такие колья были «напечатаны» «Голиафом» только для нужд оранжереи, и все они на данный момент находились при деле… Впрочем — нет. Толстуху Эстер я фиксировал к каркасу, один неиспользуемый кол стоял в углу тамбура вместе с лопатами, тяпками и граблями. Он настолько мне примелькался, что я давно его не замечал. Я даже не мог сказать наверняка, — до сих пор ли он там.
— Где ты был, Помидор? — строго спросил Яков.
Я часто-часто заморгал.
— В предгорьях. Собирал образцы. — Я поглядел на братьев и пояснил: — Сегодня моя очередь работать в поле.
— Тогда, Куст, почему ты не в поле? — продолжал давить Яков. — И кто сможет подтвердить, что ты действительно находился в пустошах, а не прятался где-нибудь здесь за скалами?
Меня покоробило это неприкрытое недоверие. В качестве доказательства я предъявил контейнер с мотыльком.
— Подтвердить может, наверное, только он… — Чешуекрылое заметалось в прозрачной коробочке. — Я поймал его в дюнах. Думал, ты обрадуешься…
Яков зачем-то ударил меня по запястью. От неожиданности я выронил контейнер, крышка соскользнула, и мотылек выбрался на волю. Стоило ему расправить крылья, как его подхватило ветром и сдуло с уступа. Я проводил взглядом трепетное пятнышко, которое стремительно отдалялось от хребта. Пятнышко превратилось в точку и слилось с фоном.
— Яков… — укоризненно протянул руководитель миссии.
— Монсеньор, мне не хочется об этом говорить, но нужно принимать во внимание, что за случившееся в ответе кто-то из своих, — обратился к профессу Аллоизий. — Кто-то подошел к Станиславу на близкое расстояние и нанес удар. Станислав не ожидал подвоха. Орудие убийства было легко спрятать под рясой.
— Следы… — протянул слабым голосом професс, правой рукой он сжимал нагрудный крест.
— На этой высоте ветер сглаживает все следы… но оставшиеся принадлежат только братьям, — сказал экзорцист, покачивая головой.
Во взгляде Габриеля читалась такая боль, что я едва не потерял сознание. Думаю, если бы Аллоизий заявил, что во всем виноват демон из ада, то професс вздохнул бы с облегчением.
— Нужно сличить следы! — горячо проговорил Яков. — Нужно сделать на «Голиафе»… как это называется? Дактилоскопический порошок! И снять с
