— И не оставляет следов, — добавил Аллоизий задумчиво. — Только мертвецов.
— Я понимаю, что это похоже на бред, но клянусь, что все так и было, — проговорил Маттео, он наконец расслабился и перестал метаться на койке.
Аллоизий посмотрел на меня. В его выпученных глазах читалось сомнение.
— Все равно не сходится, — заявил он мне.
— Я не вру, Аллоизий. — Маттео поймал экзорциста за запястье.
— Мы тебе верим, брат. Отдохни. Ты поправишься, все будет хорошо! — Он вновь перевел взгляд на меня. — Придется опять раскапывать могилы. Нужно проверить, погиб ли кто-то из братьев из-за демона Маттео.
— Нет-нет! — всполошился раненый. — Не оставляйте меня! Аллоизий! Овощ! А если она опять придет за мной? Я не смогу отбиться во второй раз!
Аллоизий принялся проверять содержимое ящиков с медикаментами. Его длинные руки так и мелькали, а борода развевалась.
— Никто тебя не оставит, — приговаривал он. — Мы будем дежурить у твоей постели. Сначала Франциск, а потом — я. Не переживай и постарайся отдохнуть… Франциск, быстро шприц!
— Ох… — простонал Маттео. — Иисусе, как болит-то! — Похоже, он только сейчас это осознал.
Экзорцист наконец нашел нужную ампулу. Хрустнуло стекло, игла шприца погрузилась в препарат.
— Сейчас станет легче, — пообещал Аллоизий и сделал Маттео инъекцию через ткань рясы.
— Давайте помолимся вместе, — предложил я, переводя взгляд с экзорциста на Маттео и обратно.
— А что? Хорошая мысль! — Аллоизий отложил шприц.
«Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae…» — начали мы втроем. Мы специально произносили молитву неторопливо, чтобы Маттео поспевал за нами. Через полминуты речь раненого замедлилась еще заметнее, а голос стал совсем тихим и неразборчивым. Маттео начал путать слова, потом запнулся… и уснул. Мы с Аллоизием закончили молитву под его ровное дыхание. Экзорцист знаком велел мне выйти.
Мы заперли лазарет снаружи, не забыли опустить на единственное окно дюралюминиевый ставень. Пусть Маттео будет спокоен: никто не сможет забраться внутрь, пока мы не вернемся.
— На Маттео действительно напал демон? Ты ему веришь? И что в его рассказе не сходится? Мы же видели у Маттео на шее следы от зубов, а еще его лицо разодрано когтями! — обрушил я на экзорциста град вопросов. — Зачем снова проводить эксгумацию? В прошлый раз это ни к чему хорошему не привело!
— Не сходится много чего… — Аллоизий подергал себя за губу. — Раны Маттео, безусловно, красноречивы, но…
— Что это за демон? Тебе что-нибудь о нем известно? — не унимался я.
— Давай так. — Аллоизий хлопнул меня по плечу. — Иди за лопатой и кайлом. Скоро стемнеет, время работает против нас. Поторопись, я жду возле могил!
И снова я как будто попал в петлю времени.
Я брел к оранжерее под багровым небом, похожим на бурлящую лаву. Из-за скал доносились инфернальные завывания ветра, но пока Бог миловал — по территории лагеря гуляли лишь флегматичные сквозняки.
Оранжерея дохнула в лицо запахом жизни. У меня сразу защемило сердце. Захотелось абстрагироваться от происходящего, оградить себя от всех ужасов, выпавших на долю общины… просто запереться в этих прозрачных стенах наедине с растениями и отдохнуть душой и телом, устроившись на койке, которая стала неожиданно такой уютной на вид.
Я был здесь утром, но мне показалось, что с тех пор прошла бездна времени. И что уйти мне предстоит не до конца вечера, а навсегда. Это было муторное, тревожное предчувствие. Помидорушки стояли ровными рядами, их ветви поникли, листва потемнела, а плоды стали тусклыми, как глаза мертвецов. Помидорушки не хотели меня отпускать, они требовали внимания и заботы, они желали, чтоб я беседовал с ними и делился сокровенным.
Но, увы, мне нужно было бежать. На пустыре за лагерем ждал мой брат, мой епископ.
Бедные Михаил, Станислав, Жан Батист и Яков… Надеюсь, их души, взирая на нас сверху, не слишком сердились за то, что мы в который раз нарушили покой их останков.
Уже совсем стемнело, на муаровых небесах, подпираемых хребтом Святой Троицы, таяли последние блики цвета остывающих углей. Аллоизий проводил изыскания в свете фонаря, нижнюю часть лица экзорцист закрыл тряпичной повязкой.
Темнели провалы разрытых могил, громоздились пластиковые ящики гробов. Тела братьев лежали в ряд на камнях. Ветер шуршал разрезанной пленкой их скромных саванов.
— Так… У Михаила и у Жана Батиста есть укус на шее — точь-в-точь как у Маттео, — подвел Аллоизий первые итоги. — Михаила мы не осматривали, сразу завернули в пленку и похоронили. Поскольку его тело было сильно повреждено, а голова — вообще вдребезги, никто не обратил внимания на незначительную, в общем-то, рану на шее. Когда же не стало Жана Батиста, Яков настоял на осмотре и вскрытии покойника, во время которого он, надо