Письмо от мамы было архаичной звукозаписью на силиконовом кристалле — почти бутылкой, брошенной в море. Я никак не мог получить это послание раньше — Сироты не признают информационные каналы новопереселенцев. Впрочем, теперь мне на это было наплевать. Мне срочно нужно было в другое полушарие. До того как мой брат совершит самоубийственную попытку снять шлем под нашим ледяным небом.
Я знал, с чего начать.
Я отправился на Перекресток, в бассейн огромного южного кратера Эллада. Перекресток находился не очень далеко — во всяком случае, в нашем полушарии. Я въехал в него через сутки, на рассвете. На рассвете, больше похожем на закат от поднятой в воздух рудничной пыли, попутный дальнобойщик высадил меня на окраине Перекрестка.
Эллада встречала зарождающимся ураганом. Края чаши кратера прятались за горизонтом, дорога, склеенная из обломков камней, ровной линией пересекала дно, теряясь в полуденном мареве. Мачты цепочек ветряков наклоняло ветром.
Почти на горизонте погонщик роевых рудосборщиков сидел у пирамиды из положенных один на другой плоских камней. Он, закутавшись в огромный кусок смятой ветром фольги, присматривал за рассыпанным по склону квазиживым стадом, рывшим грунт в поисках редкоземельных микролитов. Когда я подошел ближе, он поднял руку в ответ на мое приветствие.
Ветер в Элладе несет вверх металлические микрочастицы, и они быстро выводят из строя системы скафандров по забору кислорода из атмосферы. Этот эффект — неожиданное следствие изменения плотности воздушных потоков, один из множества незапланированных сюрпризов терраформации. И как следствие — эти места теперь вне плана террареформаторов, здесь земля Сирот.
Старые рудничные склады на задах поселения — перевалочный пункт того, что может потребоваться пересекающим полушарие в любом направлении, и тем не менее даже там девятилетний пацан на райдере привлечет внимание.
И его тут действительно видели. Он ехал в караване табуларассеров на запад через пустыню. Ехал в мимолетный город-призрак Сирот у подножия крепости Толокан. Крепости, которую построил я. В самой глубине неосвоенной Дичи, вдалеке от защищающих от солнечного излучения трасс искусственного магнитного поля и действия спутников связи. Там, где рождаются пыльные бури…
Меня окружали склады, вокруг бойко торговали всяческим барахлом. Я уже купил крыльчатку для сносившихся вентиляторов нагнетателя давления в скафандре и выбирал для него же свежие батареи, когда меня нашел доктор Ликург.
— Я слышал, ты едешь за табуларассерами? — спросил он, человек не из этого полушария. На маску его скина проецировалось его собственное лицо, невиданный среди Сирот обычай. Это могло значить, что он из террареформаторов. — Мне не помешал бы проводник по этим местам, а то я тут еще не бывал.
— Хм. — Я прищурился, разглядывая Ликурга и размышляя, не слишком ли это удачное совпадение. — Что везешь?
Он показал мне цельнометаллический чемоданчик, прикованный к его руке длинной цепью:
— Лекарства. Родители некоторых детей, которых он увел за собой, беспокоятся об их здоровье и наняли меня за ними присмотреть.
— Доктор, значит?
— Именно.
Сироты редко просят о помощи, но еще реже отказывают в ней нуждающимся. Я подумал-подумал и согласился:
— Хорошо, доктор. Нам действительно по пути. Но мне нужно двигаться быстро, не отставай.
Дичь покажет, кто ты такой на самом деле, доктор…
Мы плотно пообедали в культовой забегаловке «Яйца в мыле» в обществе южан-дальнобойщиков. Народ почти не пялился на мои косы, переплетенные с трубами из подсвеченного оптоволокна. Сироты среди дальнобойщиков случались чуть чаще, чем в других стратах.
— Тебя действительно зовут Брагги? — спросил доктор, когда мы вышли наружу и уже грузились в его пескоход.
— Да, меня зовут Брагги. Моя мать обожает саги. — Наши родители любят старые, чужие сказки, а мы создаем новые и живем в них.
— Я думал, ты будешь помоложе, — проговорил он, глядя на маску моего шлема, изображавшую деревянное резное одноглазое лицо с густой бородой.
— И я так тоже когда-то думал…
Пескоход доктора выбрасывал грунт лопатками колес, толкая нас к выгнутому горизонту Эллады. Мы почти не говорили друг с другом.
Через сутки мы добрались до Толокана, города, созданного мною три года назад.
Тридцатиметровые башни-пики из склеенного силикатным клеем песка и плоских выветренных камней посреди пустыни ничуть не осыпались за время моего отсутствия и, как и прежде, кололи призрачно близкое небо.
— Это действительно ты построил все это? — спросил доктор.
— Да.
— С ума сойти. Зачем?
— Я хотел, чтобы на Марсе был готический замок.
В Толокане мы не нашли ничего, кроме брошенного лагеря, мусора и шести свежих могил на белой каменистой равнине.
