Оставшуюся часть ночи и весь следующий день было спокойно, словно планета хотела реабилитироваться. Едва ощутимый ветерок не резал песком глаза, вуаль цирростратов снижала жар разгара дня, и потому работа шла быстро. Тем более что время, которого вчера у них было порядком, теперь подгоняло.
Решили привести на место челнок и, используя его как базовую исследовательскую платформу, виртуально вкопались на пятьдесят метров — радаром, томографом, когерентными пучками WIMP-ов и прочим, что могли
Под вечер АХАВ уже имел для них две интегрированные голомодели: объекта как такового в нынешнем состоянии и наиболее правдоподобную его реконструкцию.
— Если это не транспорт, моя фамилия не Бринцев, — заявил инженер, потирая бровь.
Три будто склеенные друг с другом раковины, средняя внушительнее остальных, а две другие фланкировали ее симметричными, но противоположно направленными спиралями. Восемь солидных, знакомо выглядевших амортизационных лап. Спиральные ряды иллюминаторов, туннели, столь живо напоминающие сопла… Ничто не создавало проблем с интерпретацией.
— Он мог быть построен даже нами, — удивлялся Мирский.
— Но не семьдесят тысяч лет назад, — по делу заметил Карлссон.
— Ну да.
Получасом позже отрапортовали боты, разосланные в надежде, что удастся найти еще что-то. И нашли, однако их открытия не были настолько яркими. Куски, обломки, осколки, трудные для идентификации и требующие слишком много времени для получения образцов. Более всего привлекало внимание эхо неких больших металлических структур, полученное из точки в несколько десятков квадратных километров к югу от трилинейной дороги, которой они шли вчера. Но источник находился слишком глубоко и с тем же успехом мог оказаться и артефактом, и естественным месторождением руды.
— Не имеет значения, все равно тут у нас больше, чем мы могли бы мечтать, — Бринцев выглядел счастливым. — Сколько времени осталось?
— Тринадцать с гаком часов.
— Я бы советовал…
— Нет, — решительно отрезал капитан. — Возвращаемся на «Корифей». Но кружной дорогой. Кронкайт, курс экваториальный нормальный. И держи нас на постоянном уровне в пятнадцать тысяч метров.
Навигатор заметил ее первым — большую фигуру, которая словно шла вперед, сражаясь с топким грунтом и ураганным ветром. Двуногая, шестирукая, с карикатурно большой бесформенной головой и вытаращенными глазами, которые она удивительно человеческим жестом прикрывала одной из верхних конечностей. Только вместо ладони рука заканчивалась плоским расширением с присоской, как у кальмара.
Через некоторое время до них дошло, что это не живое существо, а монструозный, почти двухкилометровый памятник, изображенный с почти фотографическим реализмом.
— Кронкайт, снижайся и сделай круг на маленькой скорости.
Ну и гигантским же он был! Вблизи стало понятно, что монумент возник не вчера: растрескавшийся, со сколами.
— АХАВ, дай мне спектральный анализ, — попросил Мирский.
— Бетон, — раздался ответ.
— Бетон?
— С примесью, главным образом, углерода и тантала, в пропорциях, соответственно, один к ста тридцати, плюс-минус шесть процентов, и один к семидесяти, плюс-минус десять процентов к минеральной спайке.
— А возраст? Можешь его отсюда прикинуть?
— Семьдесят шесть тысяч стандартных лет, плюс-минус один запятая сорок семь процентов.
— Великие небеса! — вырвалось у кого-то.
Все раскрыли рты, кроме капитана, который не казался удивленным. Карлссон посмотрел на него из-под прищуренных век.
— Ты знал…
— Что здесь что-то есть? АХАВ пытался сказать мне еще вчера, но я только час как взялся за просмотр записей с «Корифея». Западное полушарие… Никто из нас туда не смотрел, потому что, когда мы приземлились, там стояла ночь. А дальше — понятно.
— Слева, слева! — возбужденно крикнул Рамани.
— Что слева?
— Не узнаешь?
Раковины. Угол падения солнечных лучей, песчаный цвет, дистанция и высота — микроскопическая в сравнении с масштабом шестирукой статуи — все
