Ньютон повернулся к доске и нацарапал на ней мелом формулу:
— О! Это и я знаю! — сказал Андрюха.
— А что из этого следует? — спросил Ньютон. — Что выходит? А то, что сильнее можно стать двумя способами: либо массу наращивать — территории новые прибавлять, деньги копить, население увеличивать…
— Либо ускоряться! — осенило Андрюху. — И результат будет ничуть не хуже! Ух ты, здорово! А они там… — он показал пальцем на потолок. — Знают?
Ньютон только горько усмехнулся.
— …И, наконец, третий закон, — произнес он. — Каждому действию есть противодействие. Вы, мой милостивый государь Уоткинсон, определенной частью своего тела давите на парту, однако же и парта оказывает на вас встречное давление — причем давление, к гадалке не ходи, точно такое же.
А отсюда следует строгий математический вьвод: все силы в сумме, приложенные к этой вашей части тела (равно как и к любой другой) равны нулю.
С этими словами Ньютон размашисто нарисовал на доске жирный нолик.
Потрясенный Андрюха прислушался к ощущениям в той части его тела, которая противодействовала жесткому дереву парты. «И правда, нулю! — ахнул он. — Так вот почему мне сидеть удобно!»
— Гениальные законы, — заявил он Ньютону. — Недаром их в школах всего мира учат.
— Вы ведь, кажется, знакомы с Николой Теслой, — сказал Ньютон. — Этот человек много путешествует и часто бывает у меня в гостях. Так вот, он рассказывает, что все эти века, вплоть до времени, в котором живете вы, дорогой Уоткинсон, были и есть страны, где обучение детишек моим законам считается государственной изменой.
— Изменой? — Андрюха не поверил своим ушам. — А причем тут измена?
— Да, мистер Уоткинсон, изменой, — грустно улыбнулся Ньютон. — Правительство заявляет, что, поскольку и младенцу ясно, что их величайшему в человеческой истории народу ни за что не уразуметь все три закона, то, стало быть, преподавать их запрещается под страхом смертной казни. Как преднамеренную и явную попытку выставить его (великий и мудрый народ) идиотом! А выставить их идиотами — разумеется, есть выдача врагам военной тайны. То есть не что иное как государственная измена. Со всеми вытекающими.
Андрюха, пораженный такой логикой, просто не находил слов.
— Меня запрещали из разных соображений. Меня запрещали во имя патриотизма, анархо-синдикализма, национального социализма, а также научного коммунизма, столь же научного антикоммунизма, или ради еще какой-нибудь такой же дикой чепухи, — продолжал Ньютон. — Но итог один: открытые мной объективные законы мироздания многим не нравятся, и запрещают их довольно часто.
— Обидно вам, наверное? — Андрюха посмотрел на великого ученого сочувственно.
— Мне? Да нисколько. Я совершенно не честолюбив, и даже титул баронета, дарованный мне нашим королем Иаковом, считаю бессмысленной ерундой.
— Ну, наверное, в титуле есть какой-то смысл, — попытался возразить великому физику Андрюха. — Если люди, общество, да в конце концов и Яков этот ваш, все в один голос вам заявляют, что вы важная персона — мне кажется, вам стоит этому поверить.
— А я не верю, — твердо отрезал Ньютон. — Я знаете во что верю? Я верю в то, что угол падения равен углу отражения, вот во что я верю крепко. И еще…
Ньютон понизил голос и приблизил губы к Андрюхиному уху, будто собирался доверить ему какой-то страшный секрет.
— Я верю, что, если нас с вами оставить в покое и никак нам не мешать, то мы тоже будем двигаться прямолинейно и равномерно, — сказал он страшным шепотом. — Причем я хотел бы особо подчеркнуть, уважаемый мистер Уоткинсон, — гений физики воздел кверху указательный палец. — Равномерно, а не как-нибудь там еще! Вот в это я и верю, верю всей душой! А королю Иакову и всем прочим высокопоставленным бездарям и бездельникам я никогда не верил и верить не собираюсь! — закончил он свою пламенную речь.
— И все-таки слава — это хорошо, — сказал Андрюха. — Мне бы ваш талант и вашу славу!
— Талант? — фыркнул Ньютон. — А где вы во мне увидели талант? Я ужасный тугодум и невежда, мистер Уоткинсон, и я знаю только то, что ровно ничего не знаю. А что касается славы, то я не вижу в ней ничего желательного. Допустим, что я даже был бы способен ее заслужить — тогда это увеличило бы число моих знакомых. Но это как раз то, чего я всеми силами стараюсь избегать.
«Ну и ну», — подумал про себя Андрюха.
— А законы у вас все-таки отличные, — повторил он. — Но все же я пришел к вам не ради них.
— А ради чего же? — удивился Ньютон.
— Да там мелочь, — заторопился гость из будущего. — Мне бы разницу вот эту уразуметь: когда
