— Хорошо. Как танк, в порядке?
— Приборная начинка вся немецкая, но разобраться несложно. Загвоздка в другом — пушка камуфляжная.
— Придется прорываться без пушки.
Хлипкая калитка ограды снова отворилась, на этот раз из нее в сопровождении довольной Ласки вышли Варя и Мария Ильинична. Увидев их, Шилов быстро свернул карту, засунул ее в трофейный планшет, спрыгнул с кормы танка и подтянул к себе туго набитый трофейный походный ранец.
Мария Ильинична тепло обняла Варю за плечи. Девушка смущенно зарумянилась.
— Хорошая ты девочка. Прицепится к тебе супостат, но плохо ему станет, всю жизнь лечиться будет.
— Экипаж, пора, — негромко сказал Шилов.
Седов бесцеремонно ткнул Григория сапогом в жирный зад. Григорий вскинул кудрявую голову и ошарашенно распахнул осоловевшие глаза.
Седов насмешливо метнул в него презрительный взгляд и грозно качнул головой.
— Слышал, Лапша? Пошли. Тебя в расход!
Григория как ветром с места сдуло. Он вскочил на ноги так, словно его подбросили вверх невидимые пружинки.
— Стой, вы чего? Свою выгоду в расход? Я вам пригожусь. Я с вами за Россию! Шилов, Седов, парни, я вам подскажу, как с «тигром» сладить. У него много недоделок!
Вдруг Мария Ильинична сделала решительный шаг к Григорию. Тот умолк и оторопело уставился на нее.
Пожилая женщина лишь один миг смотрела в глаза Григорию, затем резко отвернулась от него.
— Расскажешь, как же!.. Ты, лады-ладушки, кроме своего сала в ляжках, ничего не любишь и ничего ты не расскажешь. Тень на плетень только наведешь!
— Бабуль, ты чего? Я их проведу через кордоны. Я пароли знаю!
Мария Ильинична повернулась к Шилову, который как раз в этот момент закончил проверять содержимое трофейного ранца. Шилов с теплой улыбкой посмотрел в ответ.
— Что, Мария Ильинична?
— Ненадежный он человек. Берегись, мальчик!
— Хорошо, постараюсь.
— Да ты чего, бабуся, — взвившись, громко сказал Григорий. — Да брось ты, бабуся!
— Какая я тебе бабуся? Супостат! Зло творишь, пузо почесывая.
— Да ты, бабуль, внимательнее смотри!
— Чего на тебя смотреть? Супостат!
Мария Ильинична с чувством плюнула Григорию под ноги. Тот отскочил назад, словно ему в ноги полыхнуло жаркое пламя, и очутился в руках Седова.
Шилов шагнул к Марии Ильиничне и протянул ей туго набитый немецкий ранец. Она всплеснула руками.
Шилов поклонился пожилой женщине.
— Спасибо вам, дорогая, вы соль нашей земли. Здесь трофейные галеты и консервы. Возьмите! Чуть-чуть еще потерпите. Скоро окончательно погоним фашистов взашей!
— Благодарю, дорогой ты мой, — сказала Мария Ильинична, беря подарок. — У нас детки голодают. С Богом, ребятки! Вражья сила зубы об вас обломает. Увидите.
Шилов тепло обнял Марию Ильиничну за плечи. Скупые слезы потекли по ее вымазанным в саже щекам.
— Болт и гайка, вместе шайка, едем к фрицам: «Шнапс давай-ка!» — нараспев сказал Седов и ткнул своим острым коленом Григория в мягкий, как тесто, зад. — Полезай в танк, лапша. Смотри у меня! Дернешься — пристрелю.
Григорий жирным мотыльком вспорхнул на корму Т-34 и вдруг с ужимками мартышки неожиданно ловко влез в башенный люк. Мария Ильинична только головой покачала, глядя на выкрутасы пленного эсэсовца.
Вдруг она повернула голову и посмотрела Шилову прямо в глаза.
— А вы как же без продуктов, мальчик? Вам хорошо питаться надо. Ваш пленный все сало прикончит, ничего вам не оставит!
— Не волнуйтесь, в танке еще один точно такой же ранец с продуктами имеется. Нам хватит!
— Будь осторожен, Миша. Предатели в ваших штабах сидят и на смерть вас посылают. Самостоятельность сковывают. Того, кто сметку проявляет, свое мнение имеет, опасным считают. Выполняй приказ без разговоров и погибай, вот их людоедская мораль, бросают на танки без поддержки, хотят, чтобы самые лучшие люди гибли, и как можно больше, чтобы обескровить нашу великую армию, только ничего у них не выйдет. Медведь наш не позволит! Он даже не проснется, просто с боку на бок перевернется. Помни, что я тебе говорила. Поверженный Берлин увидишь, славу великую узнаешь. Вижу монету какую-то старинную, кажется, германскую, она разломана пополам, не пойму к чему. Ах, совсем старая я стала!
