Проклятое золото храмовников

Кирилла Силыч, продемонстрировавший свою могучую силушку. Бросок его копья, сваливший несущегося на Улана дикого быка, оказался и силен, и точен.

– Это вам не в степях за сусликами гоняться, – добродушно улыбнулся он, победоносно ставя ногу на убитого зубра, и раскатисто захохотал. Впрочем, смеялся недолго. Вспомнив, что незадачливый охотник, судя по словам Гедимина, то ли собирается к правителю Литвы на службу, то ли уже находится на ней, он резко оборвал смех и ободрил Улана: – Ништо. Никакому человеку господь всего разом не дает. Зато ты со своим побратимом в хитростях ратных зело смышлен, а они куда дороже стоят. Слыханное ли дело: и ворота заставить себе открыть, и опосля с одним десятком супротив сотен выстоять.

– Хорошо Изабеллы рядом не было, – уныло вздохнул Улан на обратном пути и испуганно протянул: – А если ей кто-нибудь расскажет, как я… – Он зло сплюнул и подвел итог. – Не-ет, хватит с меня охот. Больше я на них ни ногой. Чем так позориться, я лучше…

– Погоди, – перебил его Петр. – Конечно, показали мы себя не в лучшем свете, кто спорит, но нет худа без добра. Зато продемонстрировали, какие мы неумелые вояки. И вообще, как говорила моя мама Галя: «Не знаешь, что сказать, сынок, говори правду». Мы с тобой кто? Правильно, опера, то бишь дознатчики, притом действительно замечательные. Гедимин, как ты говоришь, новин не вводит, за старину держится, следовательно, должен понять наше желание не менять основную профессию.

– Каким образом?

– Есть кой-какая мыслишка, – многозначительно ответил Петр. – Утром расскажу.

Зато вечером отличились все трое, включая Изабеллу, целый день неотлучно просидевшая в покоях у княгини. Чем она там занималась – выяснилось на вечернем пиру, когда Ольга Всеволодовна, чуть припоздавшая к началу застолья, царственно вплыла в залу. Стоило ей появиться, как мгновенно стихли все разговоры, и даже сам Гедимин осекся на полуслове, изумленно тараща глаза на свою супругу, словно доселе ни разу не видел ее.

Впрочем, такой он и впрямь видел ее давным-давно, лет пятнадцать назад. От немолодой усталой женщины не осталось и следа. Сейчас это была величественная королева, скинувшая добрых десять лет, ибо кто-то ухитрился сделать ее брови соболиными, губы алыми, щеки румяными, а заодно избавить и от морщинок на лице.

– Пава, как есть пава, – прошептал кто-то из тверичей, а Кирилла Силыч брякнул:

– Ну, княже, воля твоя, а я Михайле Ярославичу посоветую за невестой для третьего сына в Полоцк меня отправить, да там среди местных княжон поискать. И пущай ты самую наилучшую оттуда вывез, но даже ежели избранница вполовину помене красой окажется, и того за глаза.

Благодарная улыбка скользнула по губам княгини и она певуче ответила:

– Токмо допрежь меня о своей поездке предупреди, чтоб я упросила оную кудесницу на денек поране к ним отправиться, – она оглянулась назад и протянула руку в сторону скромно стоящей позади Изабеллы.

Та подошла чуть ближе к княгине и, встав рядом, плавно склонилась в поклоне перед Гедимином.

– Она не токмо в лечбе сильна, но и в красе людской подлинные чудеса творит, – продолжала Ольга Всеволодовна, благодарно возложив руку на плечо стоящей рядом испанки, и, обратившись к тверичам, заметила: – Я уже выводила своих дочурок пред великими боярами, да сдается, они не успели их толком разглядеть. Потому, ежели дозволяет муж мой, великий кунигас, я б хотела сызнова их на погляд вывести, – и последовал легкий полупоклон с прижатой к пышной груди рукой.

Гедимин снисходительно кивнул, также давая добро на повторную демонстрацию дочерей, а Кирилла Силыч развел руками:

– Отчего ж не полюбоваться. Сделай милость, Ольга Всеволодовна, яви их.

Княгиня, обернувшись, небрежно кивнула и стоящая у двери пожилая нянька, повинуясь сигналу, ускользнула наружу, но тут же появилась обратно, ведя четырех княжон, включая старшую – будущую невесту Дмитрия Дайну.

Едва Петр глянул на них, как понял, что Изабелла успела поработать и над ними, скорее всего взяв за эталон моду, царящую при галицко-волынском дворе. Такая догадка возникла у него, потому что и прическа, и сам наряд, да и все остальное почти полностью соответствовали придирчивому вкусу тверских бояр. Имелись и отличия, на что честно указал Кирилла Силыч («платьишки у нас покороче носят, да и колты[22] ближе к вискам»), но и он признал, что так даже лучше.

Однако и после этой демонстрации усесться за стол княгиня не спешила. Подведя испанку за руку поближе к Гедимину, Ольга Всеволодовна еще раз осведомилась у супруга, доволен ли он трудами лекарки. Тот величаво кивнул. И вот тут-то княгиня попросила его покровительства над Изабеллой, ибо…

– Гонят лихие люди по всему белу свету сироту безвинную, вдовицу горькую, – с надрывом в голосе выдала она, – и нет ей нигде ни приюта, ни пристанища, ни надежного угла. А сама она, яко голубица кроткая, отродясь зла никому не причинила, одно добро. И ныне жаждет припасть к твоим стопам, взывая лишь об одном…

Слегка недоумевающий кунигас – ясно было видно, что княгиня не обговаривала с мужем заранее текст своего выступления – тем не менее внимательно выслушал супругу, после чего поднялся со своего кресла и торжественно пообещал Изабелле и покровительство, и защиту, и что на территории Литвы он никогда и никому не даст ее в обиду.

– Сработано на пять баллов, – восторженно прокомментировал Сангре, толкая в бок Улана. – Нет, ну как же ловко донья подстраховалась!