– А эта птичка с крестиком мне кажется знакома, – усмехнулся Сангре, показывая на изображенного на оттиске орла с крестом.
– Еще бы, – усмехнулся Гедимин. – Тевтонский орден и требует больше всего. Помимо Изабеллы со слугой хотят, чтоб я им и всех людишек, коих вы с Кейстутом недавно пленили, вернул без выкупа, ну и… подлых обманщиков заодно с ними.
– Как я понимаю, обманщики – это мы? – невозмутимо осведомился Петр.
– Ну а кто ж еще. Да ты не мысли, – успокоил Гедимин, небрежно бросив последний свиток к остальным в ларец. – То они так, для торговли, чтоб было в чем мне уступить. Хотя кой-кого из пленных в качестве доброй воли и впрямь придется отдать. По настоящему худо иное. Знаешь, что посулил монах? Что ежели я заупрямлюсь, то все они, – кивнул он на ларец с грамотами, – дружно пойдут на нас войной. Мол, никто не посмеет возразить против объявленного римским папой крестового похода на литовских язычников, а потому к Тевтонскому ордену присоединятся все соседи и не они одни. Монах пообещал, что участие в походе примет и князь Ладислав Локеток[29], а в его руках ныне вся Великая и Малая Польша. Дескать, если ему посулить, что когда его станут венчать, то корону на его голову возложит не кто-нибудь, но посланец римского папы, Ладислав ни за что не удержится от войны. А он хоть и невелик ростом, у тебя промеж ног не нагибаясь пробежит, но настырен и задирист.
– Мал клоп, да вонюч, – хмыкнул Сангре.
– Вот-вот, – кивнул Гедимин. – Да и Ян из Чехии[30] – забияка изрядный, так и глядит, где бы с кем сразиться. Словом, всех. Разве Карл Угорский[31] может воздержаться, у него, по слухам, и своих забот в достатке, да и овдовел, невесту себе подыскивает, но мне и остальных… – и князь, не договорив, чиркнул себе ладонью по горлу.
– С королями понятно – римский папа это не кот начхал, в авторитете и уважухе. Но эти, как их там, божьей милостью князья всей Русской земли, Галиции и Владимирии, – усмешливо процитировал титул правителей галицко-волынских земель Петр. – Они-то к этому Ванятке какое отношение имеют?
– На Городно, да на Новогрудок еще их покойный батюшка Юрий Львович зарился, а тут такой удобный случай подворачивается все это отщипнуть. А уж про Берестье с Дрогичиным и говорить нечего – спят и видят, чтоб назад вернуть. Они же и татар обещали немалой добычей соблазнить, – тяжело вздохнул Гедимин и подвел итог. – Не устоять Литве, коль они все скопом навалятся.
– Не устоять, – растерянно согласился Сангре, лихорадочно подыскивая в уме вариант спасения Изабеллы. Пока ничего путного на ум не приходило, и он, оттягивая неизбежную развязку, поинтересовался: – Но это все кнут, а где пряник? Что пообещал монах, если ты ее выдашь?
– Замирье с нами Орден согласится подписать, ну и Лев с Андреем тоже. Недолгое, на год, но для меня и оно – что праздничный пирог с голодухи.
– А не обманут? Заберут ее, а сами все равно пойдут войной?
– Что же я, из ума выжил? Пока уговор не подпишем, они и мизинца ее не получат.
Петр облегченно вздохнул. Уф, отсрочка, да какая. Минимум несколько недель, а то и месяцев. Но от внимания Гедимина это не ускользнуло и он, наверное, чтоб у его собеседника не появилось лишних иллюзий, пояснил:
– А подпишем завтра. Только что посольство от Тевтонского ордена прикатило, а галицко-волынские бояре и вовсе хоть сейчас готовы. Так что и отдать ее уже завтра придется. Я, признаюсь, сразу усомнился, будто она такая… – князь помялся, подыскивая словцо поделикатнее и наконец нашел, – черная. Но коль она монаху столь крепко понадобилась, то… – он развел руками.
– Да не Изабелла ему нужна! – вырвалось у Сангре. – На самом деле ему надо… – он осекся, но вовремя припомнив их версию, уверенно продолжил: – Рот ей заткнуть. Вспомни рассказ моего побратима. Опасается новый французский король Филипп, что всплывут его злодеяния, а мы с Уланом, веришь ли, за все время тебе первому рассказали. Да и то потому что этого монаха увидели, а если бы он новую охоту на всех нас не открыл, и дальше бы молчали. А Изабелла изо всей нашей троицы ему нужнее всего, ибо в ядах разбирается. Получается, князь, выдав ее, ты отправишь на страшные муки ни в чем неповинного человека.
Гедимин ответил не сразу. Наморщив лоб, он явно что-то прикидывал. Петр терпеливо ждал. Однако слова князя оказались неутешительными.
– Как бы там ни было, а ни одна красавица Литвы не стоит. И ты своего побратима упреди, чтоб он мне поперек дороги не становился. Мое слово крепкое, и вдругорядь я ему как ныне спуску не дам.
– Твое слово крепкое, – задумчиво повторил Сангре и поинтересовался как бы между прочим. – А ты успел пообещать монаху, что выдашь ее?
– Пока нет, но завтра дам ответ, а какой, ты ведаешь. Но ничего, – он встал и дружелюбно хлопнул Петра по плечу. – Авось когда придет время ее выдать, вас обоих здесь не будет. Жаль расставаться, ну да ладно. А там, вдали, глядишь, твоему побратиму новая красавица сердце заполонит. Я чаю, свет клином на ней одной не сошелся, как обычно русины сказывают.
– С глаз долой, из сердца вон, – грустно усмехнулся Сангре. – Жаль, но боюсь, не тот случай, – и недоуменно нахмурился. – Ты сказал вдали. А… где мы будем?
– Ну как же, – развел руками князь. – Сам сказывал вчера тверичам, какие вы славные дознатчики. Поначалу-то, когда меня ныне Кирилла Силыч попросил вас вместе с ним в Тверь отпустить, мне и невдомек было, как вы Михайле Ярославичу в его беде помочь сумеете, а теперь, вас послушав, мыслю, и вправду сможете. Хотя…
– В какой беде? – нахмурился Петр.
