— Ты говорил про… — язык с трудом поворачивается, говорить практически невозможно. — На видео… ты говорил, что Макс… что он…
— Трахнул Багрянову? Ну да, ты ведь поверила. Решила, что я про сеструху твою говорю.
Медленно качаю головой, и ответ тут же вспыхивает в мыслях на мой ещё не заданный вопрос.
— Да-да-да… — скучающе протягивает Оскар. — Полина не забыла уточнить такую маленькую деталь, как ту, что Макс успел тебя «распечатать», солнышко. Это так мило…
— Полина сказала тебе…
— Ты побледнела. Присядь.
— Отвали, — на ватных ногах отступаю назад, лишая Оскара возможности меня коснуться. Я сказала Полине, а она тут же доложила Оскару.
Боже… моя сестра — чудовище. Моя беременная сестра — чудовище!!!
— Ты всё продумал. Какая же ты… тварь.
Оскар театрально фыркает:
— Полегче на оборотах, солнышко. Я ведь и обидеться могу.
— А если бы Макс не согласился? — говорю сбито. — Если бы не возникло между нами недопонимания?
— И что? — усмехается. — Ты бы кому поверила: уроду втянувшему тебя и Полину в игру, или сестре, которую якобы этот урод изнасиловал в туалете. У тебя ведь даже мысли в голове не было, что всё это — чушь собачья. Что ложь Полины может зайти так далеко… Не-е-ет, ты не могла не поверить. Ей не было смысла лгать.
Не было. В этом я себя и уверяла. Ей не было смысла лгать. А теперь понимаю, вот он — её смысл, стоит передо мной и победно скалится.
Оскар прав. Я бы в любом случае не поверила Максу. Я просто не имела права усомниться в слезах, в искренности, в горе Полины, которая… которая просто продолжала искусно лгать.
— Ну, раз уж наша беседа подошла к концу, позвольте откланяться? — сколько улыбаясь, Оскар заводит руку за спину и совершает поклон в мою сторону. Подходит ближе, склоняет голову набок, хмуря брови, и провожает взглядом слезу медленно сбегающую по моей щеке.
— Солнышко, — говорит с лживым сочувствием, — не плачь, ты разрываешь мне сердце. Ну, хочешь, — достаётся из кармана штанов маленькую открытку с изображением птички в клетке и протягивает мне, — сама вручишь Максу пригласительный, м? Всё ради тебя.
— Ты не понимаешь, — слабо головой качаю. — Ты ничего не понимаешь.
— Пф-ф… да брось. Нам было весело, разве нет? Разойдёмся по-хорошему? Может, когда-нибудь я даже позову тебя на пивко.
— Ты не можешь вручить ему пригласительный, — открытка в руках Оскара двоится от слёз застывших в глазах. — Ты проиграл, Оскар.
Брови Оскара недоверчиво хмурятся, а губы растягиваются в насмешливой полу-улыбке:
— Успокойся, Лизок. Я понимаю, тебе обидно, больно, грустно и прочая херня, но…
— Ты не понял! — перебиваю хриплым голосом. — Ты проиграл, Оскар. Все вы проиграли. Я не выполнила задание… и второй попытки уже не будет — теперь, когда я знаю правду.
Подбираю с подушки телефон, сбрасываю исходящий вызов и через секунд тридцать, пока Оскар пристально наблюдает за моими действиями, снова набираю Зое.
— Записала? — говорю с ней по громкой связи.
— Обижаешь! — раздаётся в ответ бодрый голос Зои. — Слово в слово. Уже на почту тебе сбросила. Осталось выбрать с какой соцсети начать публикацию… а может, сразу в ментовку скинуть? Слышь, выродок, тебе какой вариант больше нравится?
Сбрасываю вызов, прячу мобильный обратно в сумочку и дрожащими руками надеваю обувь, а Оскар по-прежнему провожает мои действия взглядом — на этот раз ошалелым и растерянным.
— Я не сказала пароль, — решаю прояснить ситуацию из жалости к его маленькому закипающему мозгу. — Ни Ромычу, ни тебе не сказала. Я соврала. Ромыч, после моего обещания сделать ему «приятное» после завершения игры, не особо долго раздумывал над просьбой, сказать пароль куратору, сам видел. Ты — куратор, так что… проблем не должно было быть, так ведь? Да и… теперь это всё не имеет смысла: ни пароль, ни ваши чёртовы задания!
Приходится играть — изображать уверенность и решимость, когда на самом деле внутри всё дрожит, а слёзы так сильно жгут глаза, будто в них кислотой брызнули.
— Чё… чё это сейчас было? Я не догоняю, — неуверенно посмеивается и глаз с моей сумочки, где скрылся телефон, не спускает.
— Зоя записала тебя, — говорю максимально понятно. — Весь наш разговор. И про ставки, и про деньги, и про птичек… И про наркотики.
— Но… но… — Никогда не видела Оскара таким бледным и заикающимся на каждом слове, — но… Что значит… Чёрт. Что всё это значит?!
— Макс в игре не участвует. Разговор записан. Что ещё тебе объяснить?
— Подожди-подожди-подожди, — дар речи возвращается к Оскару, а вот видок становится всё более жутким, даже — диким, я бы сказала. Хватается за голову и быстро выхаживает из стороны в сторону, глядя себе под ноги. Резко останавливается и огромными глазами смотрит на меня: — Пельмешик записал наш разговор?!
