— Чёрт… Твою мать… — пустым взглядом смотрит в пол.
— Тебя посадят. А если ещё и видео с порнографического характера всплывёт…
— Захлопнись, — отстранённо.
— Ты за всё ответишь.
— Захлопнись, мать твою!!!
Дверь распахивается, и я от неожиданности вздрагиваю.
— Лиза? — Зоя растерянно смотрит на меня и тяжело дышит. Затем оглядывает Оскара хмурым взглядом, но вопросов не задаёт; вновь смотрит на меня. — Лиза, пора домой, — с нескрываемым опасением. — Сейчас!
— Что случилось? — вновь способность чувствовать ко мне возвращается. Довольно не вовремя, должна заметить. Волоски на шее дыбом становятся от одного только взгляда, которым Зоя на меня смотрит.
— Да… ничего особенного, — неуверенно отмахивается, — бросает мне моё пальто, хватает за руку и пытается вытащить из комнаты, как Оскар вдруг решает преградить нам дорогу.
— Это ведь шутка, да? Ты пошутила, — его голос странно вибрирует: то ли от напряжения, то ли, наоборот, от слабости.
— Нет времени! — Зоя пытается протиснуться в дверь рядом с Оскаром, но тот заталкивает её обратно и резко приближается ко мне.
— Мы не договорили! — орёт мне в лицо.
Протягивает ко мне руку, но та внезапно отлетает в сторону, а следом мощный ботинок Зои на толстой платформе врезается Оскару между ног, и тот, согнувшись пополам, падает на колени, кряхтит и стонет.
— Ух… как это было круто! — с горящими от удовлетворения глазами выдыхает Зоя, и вытягивает меня вслед за собой в коридор.
— Что там происходит? — смотрю, как из стороны в сторону болтается её тугой конский хвост.
— Спускаемся вниз и прямиком на выход. Спускаемся вниз и прямиком на выход! По сторонам не смотрим! — повторяет, как мантру.
И возможно я бы послушала свою подругу — зла она мне не пожелает. Возможно, с радостью бы проигнорировала толпу собравшуюся в гостиной и практически молчаливо наблюдающую за чем-то транслирующимся на огромной плазме Светлаковой. Возможно, я бы даже голову в ту сторону не повернула, и сумела бы проигнорировать выражение лиц некоторых из гостей, которые провожали меня с крайней озадаченностью во взглядах; некоторые с удивлением, некоторые с насмешкой, а некоторые с откровенным ужасом. Возможно… я бы убедила себя, что мне нет до этого дела, но… ведь всегда есть НО, верно? Оно всегда есть.
— К чему опять этот разговор? — Вот оно — «Но». Голос, который проносится над толпой, заставляет меня как вкопанную замереть на месте. Голос, который я слышала с самого рождения — голос моей матери. И её здесь точно не может быть.
— Мам… я просто хочу обсудить это. — А этот протяжный, умоляющий голос принадлежит моей сестре.
Зоя зовёт меня, просит не идти туда — не идти в толпу, к большому телевизору дома Светлаковых, на которой изображена кухня моей квартиры, мой стол, моя мама за столом, и Полина, которая будто намеренно избегает целиком попадать в кадр.
Замираю на месте. Толпа шепчется. Чувствую, как десятки взглядов сверлят мне голову. Кто-то смеётся, кто-то ахает, кто-то просит прокрутить видео ещё разок, ведь не все ещё видели. Не все — это я. Я — та, которую только что обнажили до костей и вонзили кинжал под рёбра. А сделала это… моя родная сестра. В который раз.
— Полина, ты вообще не должна была слышать наш с тётей Аллой разговор, — вздыхает на телеэкране мама. — Это было давно. Я думала, мы с тобой уже всё обсудили, и ты поняла, почему мы до сих пор скрываем это от Лизы. Ей и так тяжело, ты же знаешь. Её новому сердцу нужен покой, а узнай она о… — Вновь вздыхает. — Просто твоя сестра ещё не готова к таким эмоциональным всплескам, так что давай закончим этот разговор, хорошо?
Полина бросает косой взгляд на место, где установлена камера и за эти короткие несколько секунд, я успеваю разглядеть неуверенность в её глазах. В глазах, которые полны слёз.
— Ну чего ты, солнышко? — мама поднимается из-за стола и мягко опускает ладонь дочери на голову. — Я знаю, как ты переживаешь за Лизу, поэтому и прошу тебя хранить эту тайну ещё некоторое время.
— Пока тётя Алла и ты не решите, что… — Полина запинается, будто решает, стоит заканчивать предложение, или нет, но все же делает это: — что новое сердце Лизы на самом деле не от тайного донора?
— Обычно имена доноров не разглашают, но, Полина…
— Знаю! — повышает голос, который дрожит всё больше. — Но сердце Лизы… ты знаешь чьё оно. Тётя Алла знает. Папа знает. Не так давно узнала и я. Когда ты Лизе собираешься сказать, что её новое сердце раньше билось в груди Кости Рысина, мам?
И вновь так тихо стало… Ни одного звука: ни на экране, ни вокруг, ни в моей голове. Пусто. И только сердце в груди вдруг чаще забилось. С такой силой, словно ему надоело терпеть своего нового владельца, словно спустя долгие месяцы раздумий оно решило от меня отказаться.
Что я чувствую? Ничего.
Я ничего не чувствую. Я вновь… ничего не чувствую.
