Вероника рассказала ему о том, как у нас с Максом всё начиналось и о том, к чему это всё привело.
— Он любит тебя, — сказала она мне перед выходом из дома. — Всё ещё любит.
— Откуда ты знаешь? Макс бы не стал…
— Нет. Мы с ним не говорили. Но я говорила с его братом, а Ярославу врать не зачем. Макс постоянно его о тебе расспрашивал, звонил ему только для того, чтобы спросить, как дела у тебя.
И вот я сижу в её машине, которая уже мчится по залитым летним солнцем дорогам города, и кажется… схожу с ума от одной мысли, что сегодня могу его увидеть. Ладони потеют и в дрожь время от времени кидает.
— Нервничаешь? — А Светлакова ещё и масла в огонь подливает.
Смотрю на тоненький ободок на её безымянном пальце, но спрашиваю о другом:
— Зачем ты это делаешь?
— Думала, ты ещё на кухне спросишь.
— И?
Бросает на меня короткий взгляд и отвечает не сразу:
— Не ради тебя. Если бы я сама могла помочь ему, меня бы здесь не было, и ты это знаешь. Я просто не могу, сложа руки, пусть и издалека, смотреть на то, как Макс медленно себя убивает. И ты единственная, кто всё ещё может до него достучаться.
— А если бы я отказалась?
— Но ты здесь, — вновь на меня смотрит и горько усмехается. — Я не нужна ему. Я всегда знала, что не нужна ему… Но ни о чём не жалею. Я любила его. Да, по-своему, эгоистично, но любила.
Молчание становится невыносимым, жутко неловким и Вероника решает включить радио.
— Ну? Так что у вас с Пашей? — спрашивает ненавязчиво. — Слышала, ты его ждала, а не меня.
— В копилке сплетен стало пусто?
Усмехается. Всё так же. Как всегда это делала — будто я маленький, неуклюжий зверёк на огромной арене цирка.
— Вы с Чачей не подходите друг другу. Вот мне и интересно: добился он своего, или нет, — искоса на меня смотрит.
— Это ты так решила? Что мы не подходим друг другу.
Протяжно выдыхает, будто жалея, что вообще эту тему затронула, бросает взгляд на меня и безо всякого энтузиазма произносит:
— С Максом ты жила. Даже я видела это. А Чача… мог стать просто «удобным» парнем.
— Он им не стал. Сойдёт ответ? — отвечаю с нажимом, и вижу, как на губах Вероники расцветает горько-удовлетворённая улыбка.
Вновь смотрю на колечко на её безымянном пальце, и она это замечает:
— Условие отца. Я выхожу замуж за сына его партнёра — он отмазывает меня от следствия. Я ведь тоже по горло в дерьме была, знаешь?
Молчу. Отворачиваюсь к окну и провожаю взглядом площадь с высоким работающим фонтаном.
— Понимаю, тебе не интересно, — фыркающе усмехается.
— А разве должно быть?
— Нет. — Вздыхает. — Надеюсь, у тебя получится.
— Правда? — сомнительно улыбаясь, поворачиваю к ней голову. — Теперь ты в меня веришь?
Задерживает на мне твёрдый взгляд и говорит со всей уверенностью:
— Даю тебе слово, Багрянова, что если ты сможешь уговорить его продолжить лечение и не опускать руки, ни ты, ни Макс, больше никогда в жизни меня не увидите. Клянусь. Просто сделай это. Помоги ему. Пожалуйста.
Упираюсь тростью в вытоптанную дорожку, пытаюсь сориентироваться в направлении, чтобы в лишний раз не звонить брату и не просить вновь «подтереть мне задницу», как слышу — сзади трава зашуршала. Мягко, будто кто-то осторожно идёт по ней мягкой поступью.
Замираю.
Сердце до самого горла подпрыгивает и дыхание перехватывает.
«Так вот почему здесь так светло.»
Остановился. И я следом.
Полчаса назад Вероника привезла меня сюда, узнав у Ярослава, куда в скором времени Макс направится. Костика пришёл навестить и даже не знал, что будет здесь не один.
Я смотрела на него… всё это время, пока он делился со своим лучшим другом сокровенным.
Замерев стояла в траве у ближайшего дерева на развилке, так близко к нему и одновременно так далеко… Слушала, как поёт птица на ветке.
