Тихонько закрываю за собой дверь квартиры и подпрыгиваю на месте от неожиданности.
— Я специально включила свет, чтобы не напугать тебя, — мама сидит на кухне, отстукивает пяткой по полу на нервной почве и курит. — Но видимо испугала. Прости.
Прощение просит. Докатились.
— Мам, я… — И слов подобрать не могу.
— Не надо, Лиза, — мама и сама не знает, как спасает меня от вранья. Тушит сигарету в пепельнице, и вновь извиняется, что задымила квартиру. Если мама и курит, то ни при мне и уж точно не в доме. — Я выкурила первую после третьего звонка тебе на который ты не ответила, — выбрасывает пепел в мусорку. — А вторую уже от облегчения, когда увидела вас с Пашей у дома.
Вот Паша и стал моим спасителем второй раз за ночь.
— Прости, мам…
— Я всё понимаю, Лиза, — вижу, что мама плакала и немного жалею, что поставила телефон на беззвучку. Но что бы я ей сказала, подними трубку? — Первая любовь может быть безумной каруселью… — Усмехается. — Мне нравится Паша. Всегда нравился, — приближается ко мне и смотрит сердито, — но ещё раз ты сбежишь с ним ночью, ничего не сказав об этом мне, и это будет ваша последняя встреча, поняла?
— Да, мам… — мямлю.
— Знаешь, почему последняя?
— Ты запретишь.
— Не я. Я расскажу об этом отцу, и ты знаешь, что будет.
— Хорошо, мам, — такое враньё меня вполне устраивает. Потому что я не планирую сбегать с Пашей по ночам.
— А теперь иди спать, — тяжело выдыхает, целует меня в макушку и выключает на кухне свет. — Тебе вставать рано. Или забыла, что снова школьница?
Лучше бы забыла.
Лучше бы проспала.
Ооо… выключите кто-нибудь солнце!
Переворачиваюсь на другой бок и с головой ухожу под одеяло.
Солнце?!
Резко сбрасываю одеяло на пол и смотрю в окно. И вправду… солнце светит, небо практически чистое, дождём и не пахнет, и на душе как-то автоматически теплее становится. Последние две недели от солнца и напоминания не было, а тут…
День начинается неплохо!
А когда день начинается хорошо, то в семидесяти процентах случаев кто-то обязательно испортит вам этот день!
— Как прошло? — Полина сидит на стуле за трюмо и красит ресницы.
Сбрасываю ноги на пол и хорошенько потягиваюсь.
— Давай, выкладывай.
— Что, прошло? — делаю вид, что не понимаю. Иду к шкафу, раздумывая, что бы сегодня одеть.
— Кто он? Твой куратор.
— А кто был твоим?
— Аааа… вот как, да? — чувствую, как взгляд Полины прожигает спину. — Вошла во вкус, сестрёнка?
— Разве я могу рассказать тебе? — вытаскиваю с полки голубые джинсы.
— Не можешь, — слышу в голосе Полины одобрение — что бесит. — Начинаешь смекать. Молодец. Рот на замок держи и всё будет в порядке, Лиз.
— Утешаешь?
— Подбадриваю. У тебя всё получится. Уверена.
— Спасибо, — мямлю безо всякой благодарности, выбираю малиновый свитшот с аббревиатурой LA на груди и пальмами на заднем фоне, беру одежду в охапку и направляюсь в душ.
— Можешь взять мой старый рюкзак! — кричит Полина в спину.
Рюкзак в самом что ни на есть готическом стиле, изуродованный чёрным маркером, нашивками с названиями разных не менее готических групп, весь в шипах и заклёпках, смотрится на мне идеально нелепо. Ну, или это я смотрюсь нелепо рядом с этим произведением Полининого искусства.
Мама выпроваживает нас двоих за дверь, как ни странно не интересуясь, куда это подевался мой рюкзак, шепчет на ухо, что она не злится и отправляется готовить завтрак отцу. А мы с Полиной направляемся в школу. Точнее… Полина идёт далеко впереди и громко болтает по телефону, но скорее
