— Садись, — глаза лукаво блестят. — Именно это от тебя и требуется, Лиза.
Делаю шаг и вновь замираю.
Что это? Продолжение ночного разговора, да?..
— Это не честно, — шиплю приглушённо, поглядывая на не спускающих с нас глаз одноклассников.
— Ты всё ещё не ответила, — задирает голову, потому как я стою сзади, и широко улыбается, демонстрируя ямочки на щеках, которые раньше мне так нравились. — Сказал же: дам тебе второй шанс. Ты же не спрятала Чачу в рюкзак, чтобы он снова смог помешать нам?
Девчонки за соседней партой хихикают, а я чувствую, как кровь уже вовсю приливает к лицу.
— Вот это старьё!
— На какой свалке она это уродство откопала?
— Позорище…
Бросаю рюкзак на соседний стул и не свожу с Яроцкого решительного взгляда.
— Это ничего не значит, понял? — опускаюсь на единственное в классе свободное место. — Я не играю в твои игры.
А вот этот смех не мог не привлечь моё внимание. Вероника Светлакова даже смеётся как-то по-особенному — так, что все вокруг замолкают. Вижу, как пристально смотрит и нарушает повисшую в классе тишину слабыми аплодисментами. А все остальные, как примитивное стадо подхватывают её и сами не понимают, чему хлопают в ладоши.
— Всем доброго утра! — голос Лысого проносится по классу, как гром средь ясного неба. — А теперь все замолчали и сели на свои места! Отсутствующие?
— Нет отсутствующих, — отвечает староста Зайцева с первой парты.
— Ну и отличненько, — Николай Генрихович хлопает закрытым журналом по столу, берёт мел и принимается выводить на доске какие-то примеры, пока я вжимаю шею в плечи и понятия не имею, как эти примеры решаются. Надомное обучение длилось не долго, и буду честна — навёрстывать нужно очень многое.
А ещё я старательно делаю вид, что не замечаю, как пристально Макс на меня смотрит, прямо взглядом пожирает! Боковым зрением успела заметить, как подпёр щеку ладонью, развалившись на парте полубоком, и глаз с моего лица не спускает.
— Ты не красишься, — шепчет, будто слегка удивлённо.
— И что? — продолжаю смотреть на доску, а щёки уже вовсю пылают.
— И ты покраснела.
Правда? Это так очевидно?
Поворачиваю голову к нему:
— Не мог бы ты прекратить таращится на меня?
— Такая правильная… Аж тошно. — Ухмыляется. Едва заметно, но так, что в желудке будто раскалённый кирпич кувыркается. Улавливаю запах Яроцкого, и кирпича в желудке становится два. Даже ещё свежий запах сигарет чувствуется от него как-то иначе, хочется сказать, что он ему идёт, вперемешку с лёгким запахом терпкого парфюма. Точно не лосьона для бритья, лёгкая щетина тому опровержение, да и слишком помятым он выглядит для того, кто с утра брился.
Слишком взрослым кажется. Встретила бы его, жизнь на кон бы поставила, но ни за что не поверила, что передо мной старшеклассник.
И мой типа куратор. Тьфу!
— Готова? — вдруг спрашивает, что заставляет меня опешить.
— К че…чему? — слабо трясу головой, хмурюсь. Он же не о…
— Первое задание, — откидывается на спинку стула и больше не ухмыляется, выглядит предельно серьёзно. — Прямо сейчас, Лиза. Ты в игре.
Он же шутит, правда?
Шутит. Иначе по какой ещё причине я начинаю нелепо посмеиваться?..
Вытягивает руку и убирает локон волос с моей щеки, так что по телу проносятся предательские мурашки, а сердце стучит громко и часто, почти на пределе. Нет. Я не готова. Я отказываюсь. Он не может…
Протягивает мне сложенную вдвое карточку с изображением всё той же клетки с птичкой внутри и велит открыть.
— Теперь читай.
— Ты… ты больной, — губы дрожат, руки трясутся, пока глаза скользят по чёрным буковкам внутри. — Ты больной!
— Багрянова! — восклицает учитель, ударяя указкой по столу. — Я конечно чуть не расплакался от счастья, когда узнал, что ты вернулась, но будь добра, либо заткнись, либо пошла вон с моего урока!
И я замолкаю. Не моргая смотрю на лишенное красок лицо Яроцкого, на расслабленные губы, на тени под раскрасневшимися глазами, на флэшку, которую, как монетку ловко прокручивает между пальцами, и понимаю — не шутит. Я в игре. Уже в игре. И единственный шанс избежать позора и узнать,
