всего просто делает вид, что она не со мной. Ну кто будет трещать с ней так долго в такую рань?.. Не смешите. Видимо, вчерашняя ссора всё ещё не забыта.
— Вероника! — кричит у школьных ворот и, не попрощавшись, мчится навстречу, как всегда безупречной Светлаковой. В этот раз на «королеве» школы голубое мини, благодаря которому цвет глаз кажется ещё ярче, коротенький кожаный жакет и замшевые ботильоны на огромном каблуке, так что так и подмывает спросить «Ну как там — наверху?»
Вероника бросает на меня вполне обычный, мало заинтересованный взгляд, перебрасывает за спину гладкие чёрные волосы, купающиеся в солнечных лучах, и продолжает что-то обсуждать со своей свитой.
И вот оно — снова это чувство. Стою одна в толпе довольных, радующихся солнцу подростков, которых кто-то стоячи на крыльце пытается загнать в школу, сообщая, что звонок через пять минут, а они — беспечные, дружные. Лицемерные. Никого не слушают. Строят планы на вечер, скорее всего, или с уроков сбежать планируют — такой день пропадает. Отчасти я с ними даже согласна, с трудом заставляю ноги двигаться.
— Привет, — чья-то тяжёлая рука упавшая на плечо вынуждает колени вибрировать.
— Привет, Зоя, — заставляю себя улыбнуться, почему-то глядя на колечко в нижней губе одноклассницы. Сегодня на ней всё та же длинная юбка в складку, а из-под расстёгнутой ветровки выглядывает футболка с аббревиатурой «H.I.M».
— Мне нравится H.I.M, — говорю я ей.
— А мне не очень, — пожимает плечами и шагает к школьному входу. — А мне нравится твой рюкзак.
— А мне не очень, — отвечаю Зое улыбкой, на этот раз искренней.
— Ладно, пойдём. Сегодня матемка первым уроком, лучше не опаздывать, или влетит от Лысого.
Николай Генрихович — «Лысый», как называют его все за спиной из-за шара для боулинга вместо головы, выгоняет из класса каждого, кто опоздает хотя бы на минуту, а следом сразу звонит классному руководителю с тщательным докладом.
До звонка минуты три остаётся, когда переступаю порог класса и направляюсь к парте, за которой вчера на литературе сидела. Но… эта парта оказывается занятой.
Замираю возле Яроцкого распластавшегося на стуле за последней партой в крайнем от окна ряду и полминуты молчу, потому что понятия не имею, что сказать, что сделать и куда сесть, кроме как на место рядом с ним. Попросить его свалить — так себе идея, вот и стою как последняя дура, смотрю на кипу тёмный, лохматых волос, а Макс играет на мобильном в какую-то стрелялку и выглядит крайне сосредоточенным.
— Э-э-э… — протягиваю тупо.
— Здесь занято, — бросает, не поднимая головы, и лопает жевательный пузырь.
Сглатываю, смотрю на футболку цвета хаки с V-образным вырезом и невольно отмечаю про себя что этот цвет ему идёт, как и плотная рубашка в чёрно-белую клетку повязанная на бёдрах кажется идеально подходящей к его неряшливому образу.
Вспоминаю его слова прошлой ночью, взгляд, смех, и вздрагиваю, даже съёживаюсь слегка.
— Я… я вчера здесь сидела, — разговариваю с лохматой макушкой.
Грудь Макса высоко вздымается от медленного вздоха, телефон опускается на парту, а глаза, которые кажутся воспаленными, будто от жесткого недосыпа, устремляются в мои.
— Здесь занято, — повторяет, будто я глухая, да ещё тупая в придачу.
— Но в классе больше нет свободных мест.
— И что? — уголок губ приподнимается в ухмылке. — Мне тебе стул уступить? Или на колени ко мне сядешь?
За спиной слышится смех.
— Нет, — прочищаю горло, чувствуя себя неловко. — Рядом… рядом ведь есть ещё один стул.
Брови Макса заинтригованно выгибаются:
— Рядом со мной сесть хочешь?
— Больше негде.
Взгляд зелёных глаз, под которыми ясно виднеются два тёмных пятна, опускается на мою грудь, затем на живот и губы Яроцкого язвительно кривятся:
— Лос-Анджелес? Мне нравится.
— Подвинься. Я сяду.
— И как там? — смотрит на рисунок на моём свитшоте.
— Не знаю. Не была.
— М-м-м… — кивает самому себе видимо, — кто-то облажался поставив на Лос-Анджелес.
— Вы ставили на меня? — хмурюсь. — Хотя, стой. Не отвечай. Просто дай мне сесть, пока звонка не было.
