такое сажают!
— Так посадил бы! — яростно шипит Макс, и в учительской слышны шаги, заставляющие меня всё сильнее вжиматься в стену.
— Куда твой брат смотрит?!
— Брат? — усмехается Макс. — А-а-а… брат. Прости, забыл вдруг кто это.
Тишина. Чьё-то злобное бормотание. Тяжёлый вздох.
И совсем тихо:
— Мотоцикл, чтобы в гараж поставил! Ясно тебе?! Ещё не дорос, сопляк!
— Ты мне сам права купил.
— Это права на скутер! — Стук. Будто кто-то кулаком о стол ударил. — Всё законно! Вот вытаскивай скутер и катайся, сколько влезет! А мотоцикл… Чтобы сегодня же поставил в гараж! Я скажу Ярославу. Куда вообще твой брат смотрит?!
— Туда же, куда и ты — абсолютно мимо. — Не узнаю голос Макса. Слишком много чувств в нём намешано.
— Дерзишь? — холодный смешок мужчины. — Ну дерзи, дерзи. Ничего не боишься, да? Слыхал, что такое ответственность?
— М-м-м… вот как раз собирался у тебя об этом спросить.
— Да я тебя…
— Пупусиииик! Ну долго ещёёё? — А вот женщину в учительской я и не заметила. Писклявый голос звучит нетерпеливо, и так будто она усердно губы надувает, прежде чем что-либо проныть. — Нам пора, пупусииик. Ну сколько ещё тут торчаааать? Мы так в аэропорт опоздаем. Ну, пупууусик…
Слышу холодный смешок Макса:
— Разговор закончен? Не переживу, если тётя мама в аэропорт опоздает.
— Пупуууусик! Опять он меня так называет! Скажи ему, блииин. Я ведь всего на десять… нет, на семь лет его старше… Достааал уже.
— Помолчи, Карина. Мы почти закончили.
— Мы Уже, закончили, — грубит Макс.
— Закончим тогда, когда я скажу!!!
— Всё в порядке? — ну вот и директор выплыл из своего кабинета. Наверняка храбрости всё это время набирался, чтобы вмешаться.
— Всё в порядке! — гаркает отец Макса. — Я через две недели домой вернусь. Тогда и поговорим. Понял меня?
— Приезжай, конечно, — продолжает язвить Яроцкий. — Заодно вспомнишь, какого цвета у нас стены.
— Ах, ты…
— Гхм! — громко откашливается директор. — Ну… раз уж вы всё выяснили, думаю, будет лучше, если Максим отправится на урок.
— Давай, пошёл! — слышу хлопок, следом топот нескольких пар ног и клацанье женских каблуков.
— Всего доброго, Антон Павлович.
— И вам того же, Сергей Николаевич. Спасибо, что заглянули.
— Давай на урок. Быстро!
Макс равнодушно смеётся в ответ.
Отлипаю от стены, собираюсь с духом и делаю вид, что только-только пришла в учительскую и якобы очень спешу. Практически налетаю на Макса, испуганно «ой-каю» и отпрыгиваю в сторону.
Замирает на пороге. Макушкой его взгляд чувствую.
— Чего встал? — сзади рявкает его отец и все трое проходят мимо, пока я пялюсь в пол и жую губу.
Поднимаю глаза лишь тогда, когда топот ног становится тише, а три фигуры уже маячат в другом конце коридора.
И чего я на месте стою? Зачем его взглядом провожаю?.. И почему… почему так паршиво друг стало?
Хватит уже вспоминать слова Паши. В них нет никакого смысла!
«Обернись, если Паша был прав», — перед самой собой от этой мысли стыдно становится, но взгляд упрямо продолжает смотреть Максу в спину. — Обернись. Обернись, если… если Паша не ошибается. Если… я для тебя не просто игрушка».
Боже… Какие глупости! О чём я только думаю? Как ребёнок какой-то… Стыдно.
Отец Яроцкого открывает перед блондинкой в розовой меховой жилетке дверь и пропускает Макса следующим. Макс замирает одновременно с тем, как замирает сердце в моей груди, и прежде чем переступить порог смотрит на меня.
Я одна в коридоре — больше смотреть не на кого.
— Лиза? Заходи, поговорим. — Рука директора падает мне на плечо и возвращает в реальность.
Разговор с Антоном Павловичем длится не долго. Директор лишь хотел лично удостовериться, что у меня всё хорошо и что я больше не планирую попадать в больницу в ближайший год — кому, как не ему знать, что причина моего обморока далеко не в стрессовом состоянии. А я вроде как — его
