— Воспоминания могут и вернуться, — произнес Гидула. — Либо ты можешь придумать другую схему. Либо…
— Либо могу научить лошадь петь?
Старик улыбнулся.
— Тоже вариант. Впрочем, возможно, нам хватит одного только его имени.
Ошуа поджал губы, но кивнул.
— Не исключено. — Он вел себя так, словно полагал, будто шансы на это и в самом деле велики.
— Дружочек акетанянин, — вздохнул Фудир. — Бедная глупый человек. Твоя друг Гидула говорить две причины для ржавый молоток в тонкий работа.
Губы Гидулы вновь изогнулись в улыбке.
— Оставь свою терранскую тарабарщину. Во-первых, ты стал символом для миллионов, когда возглавил прошлое восстание, и твоя слава еще может вернуться к тебе.
— Что?! — Вскочив со скамьи, Донован едва не опрокинул свой кубок.
Олафсдоттр опустила ладонь на его руку.
— Неужели ты забыл даже это? «Лампа зажженная воссияла вновь»? «Имена, что не были забыты, были призваны»? Разве эти отважные слова не отзываются в твоей душе?
— Ты вел последних из тех, кто еще сопротивлялся, на штурм Министерства образования, — настойчивым тоном продолжал Гидула. — А когда все было потеряно, ускользнул, хотя и был на волосок от смерти. Точнее, ускользнул бы, не предай тебя один из твоих товарищей.
Губы человека со шрамами шевелились, но с них не срывалось ни единого слова. Наконец он медленно опустился обратно на свое место.
— Но тогда… — выдавил он.
Гидула наклонился над столом.
— Да. — Его голос казался чуть ли не змеиным шипением. — Да. Тебя нашли на речной отмели у восточного побережья в милях от Министерства образования.
— Что говорит нам о том, — подхватил Даушу, — что тебе известен секретный проход, ведущий из Тайного Города.
— Вполне логично, что нечто подобное существует, — пробормотала Равн.
— И секретный выход, — добавил Ошуа, — вполне может оказаться секретным входом.
— Вот и вторая причина, зачем нам может понадобиться ржавый молоток, — сказал Гидула. — Если ты проникнешь в Тайный Город во главе отряда убийц, мы сможем обезглавить змею. — Он улыбнулся этой мысли. — А обезглавив ее, ты обессмертишь свое имя.
Человек со шрамами безвольно обмяк на скамье, обуреваемый противоречивыми чувствами.
Силач мечтал об этом.
Ищейка воспринимал происходящее как игру, тренировку ума.
Педант надеялся восстановить потерянные воспоминания.
Но Внутренний Ребенок был напуган.
Шелковистый Голос терзалась сомнениями.
И ни Донован,
ни Фудир не видели для себя ни малейшей выгоды.
— Обессмертить свое имя? — спросил Фудир. — Такая награда обычно достается покойникам. Если уж выбирать, то я бы предпочел, чтобы имя мое умерло, а вот весь остальной я продолжал жить.
Он хрипло засмеялся и поднял кубок с виски, но руки его тряслись так, что ему едва удалось отхлебнуть.