– Простите, но я настаиваю, чтобы вы удостоверились в правдивости моих слов, – заявил Драйбек и повел полицейских в задний сад.
– Мои владения невелики, – рассказывал он по пути, – но обратите внимание на разделяющие их на сектора живые изгороди. Вот эта отделяет огород, а та, к которой мы подходим, обозначает мой маленький розариий. Вот тут, джентльмены, занимаясь поливом, я услышал гонг на ужин. Войдем!
Он посторонился и поманил их под арку в высокой тисовой изгороди, на чудесный квадрат земли, разделенный на клумбы с розами, между которыми пролегали узенькие травяные дорожки. Посередине розария располагался искусственный пруд. Окинув свои владения горделивым взглядом, Драйбек произнес:
– Вы оказались здесь в самое лучшее время. Замечательный год для роз! Вам нравятся красные, старший инспектор? Они – мои любимые, «Слава Голландии».
– Удивительно, сэр! – воскликнул Хемингуэй. – Редкая по красоте экспозиция! А вот и гонг!
– Я ничего не слышал! – удивился Драйбек.
– Я тоже, – признался Харботтл. – Никакого отчетливого звука.
– Вам почудилось! – возразил Драйбек, готовый к конфликту. – Я не считаю себя тугим на ухо, вовсе нет!
– У меня слух отменный, сэр. Более того, я ждал и прислушивался. Готов поверить, что вы были заняты с розами и не услышали гонга. Я думал так с самого начала, но рад, что побывал здесь. – Он шагнул к клумбе с розами сорта «Бетти Апричард». – Я видел неплохие розы в Фокс-Хаусе, но с вашими ничего не сравнится!
– Охотно верю, – кивнул Драйбек. – Боюсь, мой друг, Уорренби не обращал на такие вещи должного внимания.
– Вы хорошо его знали, сэр?
– Нет! Не претендую на большее, чем просто знакомство. Откровенно говоря, я не считал его приятным человеком, который мог бы тут прижиться.
– В общем, он не пользовался здесь популярностью, – заметил Хемингуэй.
– Да. Я бы удивился, узнав, что он нравился хотя бы кому-то во всем Торндене. Но вы должны правильно меня понять, старший инспектор! Я льщу себе, что неплохо знаю Торнден, так вот, в моем кругу нет никого, у кого была бы малейшая причина совершить ужасное преступление – убить его! Хорошо, что вы меня навестили! В деревне чешут языками, и я шокирован долетевшими до меня слухами. Их распускают безответственные люди. Кое у кого разыгралось воображение. Но вам, опытному человеку, скажу, что это дело не представляет особой сложности, фантастические предположения излишни.
– Рад этому, – произнес Хемингуэй. – Раз так, я, возможно, сумею раскрыть его.
– Боюсь, вы найдете его даже слишком простым. Я ломал над ним голову, подойдя к задаче как к шахматной. Моя версия – как же мне не хотелось к ней приходить! – заключается в том, что все указывает в одну-единственную сторону. Возможность и мотив были только у одного человека – племянницы убитого!
У инспектора Харботтла отвисла челюсть.
– Даже не учитывая того факта, что женщины редко прибегают к огнестрельному оружию…
– Это, – перебил его Драйбек, – говорят всякий раз, когда женщина использует огнестрельное оружие.
– Я в жизни не видел менее похожую на убийцу женщину!
– Разве ваш опыт, инспектор, свидетельствует, что преступники обоего пола всегда похожи на убийц? Уверен, мисс Уорренби чрезвычайно умна.
– А вот это уже представляет интерес! – оживился Хемингуэй. – Должен сознаться, что на меня она подобного впечатления не произвела.
Драйбек усмехнулся:
– Не сомневаюсь, она произвела на вас впечатление особы, придавленной гибелью любимого родственника. Чепуха, старший инспектор! Вздор и пустая болтовня! Мэвис утверждает, что Уорренби спас ее от нищеты, когда она была ребенком. Чтоб вы знали, она прожила с ним около трех лет. Он предложил ей кров после смерти ее матери, и она согласилась, хотя, насколько мне известно, располагает небольшим собственным доходом и уже достигла возраста, когда могла бы сама зарабатывать на жизнь. Несомненно, у нее имелись свои основания предпочесть место бесплатной экономки и прислуги в дядином доме. Разве теперь не очевидно, что подобные основания у нее действительно были? Если верить слухам, в последнее время Мэвис увлеклась молодым поляком, гоняющим на шумном мотоцикле. Излишне говорить, что в деревне популярна версия, что вина лежит на нем. Но я считаю данную версию несостоятельной. Если молодой человек и наведался в Фокс-Хаус в роковое время, я не могу поверить, что он ждал до семи тридцати, а потом выстрелил в Уорренби. Сами посудите! Уорренби находился в доме один. Не только входная дверь, но и окна на первом этаже были распахнуты. Зачем ему было ждать, пока Уорренби выйдет в сад?
– Действительно, зачем? – подхватил Хемингуэй.
– Тренированный ум отвергает эту версию, – продолжил Драйбек, махнув рукой. – Давайте размышлять дальше. Проанализируем историю, рассказанную мисс Уорренби, пункт за пунктом.
– Если вам все равно, сэр, то я, сделав это за сегодня уже дважды и считая ее крайне поучительной…
– Она покидает «Кедры» одна, через садовую калитку, – продолжил Драйбек, отметая все попытки остановить его и тыча пальцем в Хемингуэя. – С одной стороны, она неоднократно повторяет нам, что переживает, оставив дядю одного, а с другой – пересиживает в «Кедрах» остальных гостей, не считая
