– Господи! Я понятия не имел… Вы уверены?
– Уверен, что он лишь арендатор – пожизненно, сэр. Еще мне известно, как называется юридическая фирма, действующая от имени доверителей. Сколько лет было сыну Эйнстейбла на момент смерти?
Полковник задумался.
– Мой сын учился вместе с ним. Примерно девятнадцать – нет, он был старше Майкла на несколько месяцев. Около двадцати.
– Возраст не подходит. Значит, поместье отдал в доверительное управление его дед или перезаложил. Пока сын был несовершеннолетним, изменить юридическое состояние было невозможно. Я не очень подкован в подобных вопросах, просто одно мое расследование вращалось вокруг доверительной собственности на крупное поместье.
– Как вы все это разнюхали? – удивился полковник. – Я думал, в дела Эйнстейбла не посвящен никто, кроме Драйбека. А тот, конечно, ни слова не проронил бы о проблемах своего клиента!
– Если быть точным, это разнюхал Харботтл, – ответил Хемингуэй. – О доверительной собственности знал не только Драйбек. Еще Сэмпсон Уорренби. Если не ошибаюсь, Хасуэлл тоже в курсе – во всяком случае, подозревает.
– А ведь Уорренби был последним, с кем Эйнстейбл стал бы откровенничать. Продолжайте!
– Я твердо уверен, что он с ним не откровенничал. Уорренби сам все выяснил. Есть копия его письма к поверенным попечителей о том, что один его клиент интересуется гравийным карьером Эйнстейбла, и они именно те, к кому следует обратиться. Есть и ответ этой фирмы, в нем ясно сказано, что, хотя деньги следовало бы платить им, агентам попечителей, для последующего распределения между пожизненным арендатором и доверительными фондами, все подобные сделки должен одобрять только сам Эйнстейбл. Похоже на то, что Уорренби должен был обратиться к Драйбеку, поверенному Эйнстейбла, а тот переадресовал его к лондонской фирме.
– Так, наверное, и произошло, – согласился полковник.
– Да, сэр, но только я в свое время сталкивался с подставными лицами и считаю, что здесь было то же самое. Не сомневаюсь, что Уорренби выудил у Драйбека необходимые сведения, но он действовал не самостоятельно. Не знаю, как все устроилось, но это не важно. Если я разоблачу методы, которыми покойный добывал сведения о соседях, то вместо ареста подпишу благодарственное письмо человеку, который его укокошил!
– Я совсем запутался, – признался полковник. – Почему вы говорите о несамостоятельности Уорренби? Если у него был клиент…
– Да, сэр, но, похоже, никакого клиента у него не было. Как-то неестественно, что Драйбек ни разу не упомянул об этом сквайру, а в том, что упоминаний не было, я уверен. Для Эйнстейбла это стало новостью, причем неприятной.
Полковник заерзал в кресле.
– Почему вы думаете, что клиента не было?
– Потому что мы больше ничего о нем не слышим, сэр.
– Вдруг Уорренби выяснил, что карьер уже сдан в аренду? – предположил полковник.
– Он мог знать об этом с самого начала. То есть не мог, а должен был знать. Вместе со всем Торнденом! Думаю, Уорренби заподозрил, что поместье сквайра передано в доверительную собственность, и решил выяснить подробности. Не надеясь что-либо узнать у Драйбека, он поступил иначе.
– Хотелось бы услышать, что, собственно, у вас на уме, Хемингуэй.
– Если разобраться, сэр, то приходишь к выводу: сквайр обесценивает нанятое имущество, и продолжается это все время после гибели его сына. Я, конечно, не эксперт, но знаю: если отдать поместье в доверительную собственность и сбывать его, так сказать, основной капитал – лес, ископаемые и так далее, то примерно две трети выручки придется передавать в фонд поместья. – Он сделал паузу, но полковник промолчал. – А вот если класть всю сумму себе в карман – или, предположим, так ее инвестировать, чтобы жена после вашей смерти была обеспечена, то это и есть обесценивание.
Полковник, долго сверливший хмурым взглядом папку на своем столе, поднял голову:
– Это серьезное обвинение, старший инспектор.
– Да, сэр. Только меня не касается, как мистер Эйнстейбл поступает со своим поместьем, если это не связано с данным расследованием. Тогда это не уголовное преступление.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Попросить Управление кое-что осторожно выяснить. Без этого не обойтись. Шума не возникнет.
– Разумеется. Только если вы полагаете, что для подобного расследования существует достаточно оснований.
– Да, сэр. Я подозреваю, что Уорренби держал сквайра в кулаке. Далее. Я осмотрел поместье и увидел, что на него расходуется совсем немного денег, в то время как изымается немало. Отойдет оно племяннику, который сквайру почти чужой. Не скрою, я сочувствую сквайру из-за этой разоряющей его доверительной собственности. Если бы его сын дожил до двадцати одного года, то все изменилось бы, и миссис Эйнстейбл не осталась бы без содержания. Но сын погиб, и сквайр уверен, что племянник посмотрит на ситуацию иначе, чем смотрел бы его сын. Я был у супругов Эйнстейблов, и мне показалось, что близкая смерть грозит скорее ей, чем ему. Но из Олд-плейс я отправился к викарию и там выяснил, что у сквайра больное сердце.
– Грудная жаба, – произнес полковник. – Но, насколько я знаю, у него было только два приступа, причем несильных.
