двора за то, чтобы тот раздобыл ей на эту ночь коня, а остальные предназначались бродяге.
Кровь забурлила в венах, когда Элизабет вскочила верхом на резвого скакуна. Ветер ударил в лицо, не остановив ее, а, наоборот, подстегнув. Взлетели полы плаща, мальчишка, едва не попав под копыта, махнул ей кулаком с зажатыми в нем монетами, чей-то неразборчивый выкрик заставил Элизабет пришпорить коня и понестись быстрее птицы к городскому мосту. Скорее, скорее, успеть, успеть! Показалось ли ей или нет, что к мосту навстречу ей направлялась черная карета? Элизабет не стала притормаживать. Она не получала знака от Диего, зачем ему высылать экипаж? И хоть сердце заколотилось до боли сильно, а разум уговаривал ее повернуть назад, она, словно сам дьявол подстегивал ее коня и нашептывал в уши, неслась вперед — к старым воротам чужого города.
Бродяга ждал ее на условленном месте. И, получив свою плату, повел Элизабет за собой, но не в город, а прочь от него. К своим собратьям-бродягам? К разбойникам в логово? Луна спряталась за тучей, и Элизабет, лишившись ее поддержки, впервые за весь путь испугалась.
— Здесь. Дальше пойдешь сама.
В руках бродяги вдруг оказался зажженный факел, которым он указал на расщелину меж двух скал.
— Иди вперед, никуда не сворачивай.
С этими словами он передал девушке факел.
— Ты смеешься надо мной, бродяга? — вознегодовала Элизабет.
— Это единственный путь. Другой тебе закрыт, если дорожишь жизнью.
С этими словами он, подкинув на ладони монеты, рассмеялся и растворился во мраке, будто его и не было.
Конь тревожно заржал, когда Элизабет привязывала его к единственному кривому дереву у скалы.
— Тише ты, тише.
Сердце ухало так, что, казалось, его слышала кровавая луна, вновь выглянувшая из-за тучи. Элизабет помолилась про себя и шагнула в расщелину. Впереди оказалась сквозная пещера, которую девушка пересекла не без опаски, то и дело ожидая нападения или другой ловушки. Но, похоже, она находилась в одиночестве, если не считать летучих мышей, потревоженных светом факела. Элизабет вскрикнула от испуга, когда мыши, хлопая черными крыльями, взметнулись темным облаком и вновь осели на стенах и низком потолке, но продолжила свой путь. Как хорошо, что она оделась в мужской костюм! В платье с широкими юбками оказалось бы невозможным пройти такой узкой тропой, а туфли тотчас бы размякли в скользкой глине, на которой то и дело оскальзывали сапоги.
Казалось, она шла вечность по тропе, которая то выводила ее в новые пещеры, то опять сужалась, как рукав. Один раз дорога раздвоилась, и Элизабет, свернув направо, чуть не скатилась по круто уходящему вниз склону. В тусклом свете блеснули слюдой воды подземного озера. Девушка в ужасе отступила и поскорей вернулась к развилке. Вторая дорога тянулась ровно, но потолок оказался так низок, что девушке пришлось согнуться, а затем и вовсе присесть на корточки. Но вот тропа оборвалась несомкнутыми «челюстями» из росших навстречу друг другу сверху и снизу каменных глыб. В широкой щели между ними Элизабет увидела свет. Она загасила факел и подползла на животе к просвету. Внизу находилась большая круглая пещера, в центре которой были расставлены в форме уже знакомого ей знака высеченные из камня алтари. Те, что образовывали наружные лучи звезды, украшали драгоценные камни, блюда с яствами и кувшины с вином. Тот, что находился в середине, был пуст. Не успела Элизабет подивиться увиденной картине, как пещера наполнилась людьми. Все они были в масках — звериных, с перьями, рогами и шишковатыми наростами. Пришедшие расположились вокруг алтарей, оставив свободным проход к центральному. Воздух наполнился стройным гудением, и песня без слов зазвучала из дюжины сомкнутых ртов. Это казалось бы красиво, если бы не было так пугающе. Но Элизабет, зачарованная пением, уже не могла заставить себя оторваться от зрелища. На фоне странной песни зазвучал красивый женский голос, который не пел, а монотонно произносил непонятные слова. Затем появилась его обладательница. Она величественно прошествовала к оставленному ей месту во главе человеческого кольца и встала, сверкая в желтом свете молочной белизной обнаженной кожи. И хоть лицо ее было скрыто маской, а голову венчала причудливая корона, Элизабет узнала главную жрицу. Со смесью любопытства, брезгливости и вновь затопившей сердце ревности разглядывала она незнакомку, так бесстыдно обнажившуюся перед толпой, и с горечью понимала, что она была Диего любовницей. Где он сам, под какой маской скрывается? Элизабет переводила взгляд с одного человека на другого. Но сердце молчало, даря надежду, что Диего здесь нет.
— Услышь, Владыка, голоса слуг твоих! — вскричала незнакомка, поднимая высоко над головой темный прямоугольный предмет, похожий на книгу. Толпа расступилась, давая ей проход к центральному алтарю. Элизабет упустила тот момент, когда люди скинули свои одежды, оставив только маски. Под выкрики своей предводительницы они пировали, пили вино из кувшинов, пели, исполняли танцы и, к ужасу Элизабет, совокуплялись прямо на алтарях среди даров. Элизабет бы сбежала в ужасе, но что-то будто удерживало ее на месте, заставляя смотреть этот отвратительный и пугающий спектакль. Ее обоняния коснулся запах серы и паленой шерсти. По полу пещеры заклубился черный дым, отбрасывая на стены чудовищные тени. Дама в центре, упав на колени и потрясая в воздухе «книгой», билась то ли в экстазе, то ли в припадке безумия.
— Да прольется кровь грешницы! — возопила она.
— Грешницы, грешницы! — подхватила толпа. — Кровь грешницы!
