Золото и слава дались нелегко. В Мексике есть область, которая называется Цультепек. Год назад археологи обнаружили там среди развалин древнего храма останки четырех конкистадоров и нескольких воинов из покоренного ацтеками племени цалькальтеков, верных союзников испанцев, сражавшихся на стороне Кортеса и в Горькую Ночь, и во время резни в Отумбе. Ацтеки совершили над испанцами обряд
Сейчас затерянный в сельве храм Цультепека является собой дюжину черных камней, образующих круг под палящим солнцем. Четыре века назад индейцы-аколуа из Теласко, союзники ацтеков, основали здесь культ бога ветра Эхекальта. Сейчас археологи, в том числе испанские, пытаются восстановить историю этого племени. У Теласко дурная слава. В первые дни июня 1520 года ацтеки захватили в здешней сельве пятьдесят испанцев Кортеса и триста верных им индейцев. Пленных принесли в жертву, окрасив их кровью алтари и стены храма. Больше об этих несчастных ничего не известно. В третьем письме Эрнана Кортеса сказано, что в Цультепеке нашли оружие испанцев и останки их лошадей. Кортес утверждает, что видел надпись углем на стене строения, в котором держали обреченных на смерть пленников: «Здесь томился злосчастный Хуан Юсте».
Полагаю, от меня ожидают политически корректного комментария, вроде того, что каждый получает по заслугам, а экспедиции за чужим золотом чреваты смертельным риском. Завоевание Мексики обернулось настоящим кошмаром, звериной жестокостью противоборствующих сторон и непомерной алчностью испанцев. Индейцы потеряли свободу. Все это хорошо известно. Об этом я узнавал из книг, от друзей, от самой земли Мексики. И все же, когда бог ветра играет на своей флейте среди камней Цультепека, нельзя не содрогнуться, вспомнив о судьбе Хуана Юсте и его товарищей.
Не потому, что мы сострадаем их участи. В конце концов, судьба тех, кто покинул неблагодарную Испанию магнатов и святош и отправился на завоевание Перу или Мексики, была не более чем лотереей. Рискованное предприятие, в которое они ввязались, предполагало две возможности: убивать или быть убитым. Одни быстро разбогатели, а другие, истерзанные лихорадкой, в тяжелых доспехах, покрытых грязью и кровью, сражались с индейцами и проиграли. И враги потащили их в храм, где уже поджидал жрец с обсидиановым ножом: «Получай свое золото, приятель!»
Стоя на ступенях Цультепека, я не чувствовал жалости к Хуану Юсте и его товарищам. Скорее я сопереживал этим храбрецам, нашим соотечественникам, которые, не удовлетворяясь правом лизать сапоги знатных господ и умереть в нищете, решали отправиться в опасное путешествие в поисках золота или лютой смерти. Так писалась история, кровавая и великая.
Прочтите донесения Кортеса или воспоминания храброго солдата Берналя Диаса дель Кастильо, и вы поймете, что я имею в виду. Злосчастный Хуан Юсте и другие бесшабашные смельчаки рисковали собственной шкурой, чтобы отыскать Эльдорадо. А мы, их праправнуки, смотрим мыльные оперы и готовы продать душу за чашку скверного кофе с молоком.
ЖЕНЩИНЫ СТАРОГО КИНО
Как-то раз я, сам того не желая, оказал одному человеку медвежью услугу. У меня есть друг по имени Сеальтиель Алатристе, и всякий раз, приезжая в Испанию и называя свое имя, слышит в ответ: «Нет, а серьезно?» В ту ночь, в самом сердце колонии Герреро, когда играли марьячи и текила лилась рекой, никто из нас не мог и предположить, что данное мной обещание назвать в его честь персонажа романа приведет к таким последствиям. На самом деле, мой друг, подаривший имя храброму фехтовальщику XVII века, — влиятельный мексиканский издатель и автор двенадцати книг, многие из которых стали бестселлерами.
Испанские агенты Сеальтиеля рекомендовали мне «Правду о любви», которую я прочел в мексиканском издании — прочел с двойным удовольствием, которое можно получить от хорошей книги, написанной твоим другом. Открыв роман, я погрузился в историю о парижском бармене-синефиле, страстно увлеченном известной актрисой, которую он однажды увидел обнаженной. В книге присутствует тень женщины, которую мы с Сеальтиелем — дружба состоит из таких вещей — боготворим уже много лет: Марии Феликс. Мария моей души. Донья. Гордая, сильная и холодная женщина. Воительница в черном, сумевшая своими болеро до дна выпить душу стройного Агустина Лары, который написал для нее «Марию Бониту». Воплощение роковой женщины, привыкшей разбивать сердца.
В мире, заваленном продуктами голливудского конвейера, остается лишь тосковать о пленительных образах прошлого. Сейчас, когда образцом женской прелести стала — подумать только! — Сандра Буллок, немногочисленным уцелевшим солдатам старой гвардии осталось лишь уйти в подполье, избрав своим паролем названия черно-белых фильмов. Лишь изредка, когда можно поручиться, что в округе не включен ни один чертов телевизор, хозяин бара увлекся мытьем стаканов, а все их Вайноны, Алисии и прочие куклы Барби из телесериалов отправились спать или мечутся по палубе «Титаника», обреченного потонуть, едва Кейт и Лео кончат целоваться, — лишь тогда мы достаем бутылку и поднимаем бокалы за Женщину с большой буквы, Ту Самую Женщину, мой милый Ватсон, воплощение истинной женственности. Ту, что волнует, исцеляет, сводит с ума и убивает, ту, в чьих чреслах — жизнь и смерть. Жестокую и прекрасную, с твердой поступью. За femme fatale[3], ради которой мужчины идут на войну, принимают вызовы на дуэль и дерутся на ножах в насквозь прокуренных тавернах, сочиняют танго, болеро, снимают великие фильмы, что вновь и вновь заставляют нас трепетать, несмотря на то, что пленка давно потрескалась.
Сейчас таких женщин не осталось. Им нет места в нашем волчьем мире. Ава Гарднер больше не танцует в лунном свете на пляже Акапулько. Ким Новак не собирается на пикник. София Лорен не стаскивает шелковый чулок, заставляя Мастрояни стонать сквозь зубы. Нет больше Шанхайской Лилии Марлен Дитрих, и Рита Хэйуорт не трепещет под взглядом Орсона Уэллса, когда он затягивается сигаретой. Мария Феликс больше не проскачет с Хорхе Негрете перед Скалой Душ, а Грета Гарбо не станет красть из отелей бриллианты. Осталось совсем немного таких, как мы с Сеальтиелем. Мы узнаём друг друга по выражению лиц, по улыбкам, по молчанию. Разве весь этот нынешний сброд способен понять, что мы чувствовали при виде актрис черно-белого кино? Что они знают о Марии Феликс, той девочки из фильма «Влюбленная», что отправилась на войну, держась за стремя Педро Альмендариса? Им нипочем не понять, что такое женщина, за которую не жалко умереть.
БЛУДНИЦЫ
Оказывается, если отец двенадцатилетней Марилоли придет домой в скверном настроении и решит изнасиловать свою дочь, а потом станет практиковать это многие месяцы или даже годы, не оставляя на теле жертвы следов от побоев, ему за это ничего не будет. Конечно, если в суде Барселоны или Сьюдад-Реаля найдется человек, который сможет придать делу нужный оборот. Не такое уж это страшное преступление — маленькая потаскушка даже толком не сопротивлялась. Суд не однажды принимал такое решение. В предпоследний раз прокурор требовал для негодяя, восемь лет подряд издевавшегося над дочерьми, четырнадцати лет каторги. Судьи приговорили его к четырем годам тюрьмы. Dura lex sed lex[4], дуралеи. Это значит, что заботливого главу семьи выпустят на свободу за примерное поведение не позже, чем через год, особенно если он сумеет умаслить кого нужно. Комиссия решит, что он, в сущности, не такой уж плохой парень. Если ее вообще созовут.
А все потому, что, согласно уголовному кодексу, о реформе которого речь заходит, лишь когда назревает необходимость расправиться с каким-нибудь политиком, максимальный срок тюремного заключения за принуждение к половой связи присуждается только в том случае, если жертва не достигла двенадцати лет. Иными словами, если бедняжке уже исполнилось тринадцать, господин судья, от взглядов которого зависит интерпретация закона, имеет полное право усмотреть в деле смягчающие обстоятельства — так они, кажется, говорят — и отпустить ее мучителя на все четыре стороны. Папаше, о котором я вам рассказывал, повезло: старшая дочь обошлась ему в четыре года тюрьмы, а младшая — в двадцать тысяч штрафа. Две девочки по цене одной.
Да сами они виноваты, эти шлюхи. Нечего было расхаживать по дому в таком виде и провоцировать собственного отца. Не может быть, чтобы все эти не по годам развитые современные девицы тринадцати лет, со всеми этими сериалами и современной модой, не знали, что их папочка — такой же мужчина, как соседский парень, на которого они заглядываются. И вовсе не сопротивляются они. Разве это сопротивление? Вот если бы они хватались за кухонные ножи (но только чтобы напугать, не убить, упаси бог!) или бросались с четвертого этажа, предпочитая смерть бесчестью, как святая Мария Горетти. Конечно, было бы неплохо иметь свидетелей, но это не всегда возможно. Разумеется, испорченные девчонки предпочитают, покапризничав для вида, позволить папочке стянуть с них трусики. А потом жаловаться: я вовсе не хотела… ах, мне было так страшно!.. меня запугивали и мучили с раннего с раннего детства… Вы просто не знаете, какой он подлец!.. К счастью, еще встречаются судьи, способные принимать решения, не продиктованные политкорректностью. Они сохранили патриархальные представления о семье и обществе. Ведь в Библии есть немало примеров подобного сожительства. Вспомните историю Лота и его дочерей. Такие адвокаты толкуют закон, как до?лжно: «Скажи, дитя мое, ты сопротивлялась? Сколько минут? Время кто-нибудь засек? У тебя есть свидетели? Ты хочешь сказать, что смогла вынести только шесть пощечин — шесть и не больше? А ты пыталась сделать подкоп и бежать из дома? В конце концов, тебе уже тринадцать лет, с такими грудями всегда можно найти пропитание. Ах, ты молчишь, маленькая Саломея!.. Согласно своду законов Хаммурапи, молчание означает признание своей вины!»
Интересно, чем закончится суд над очередным отцом-насильником, арестованным в Сеговии в начале месяца. Жена обвинила его в изнасиловании годовалой дочки. Медицинская экспертиза подтвердила это. Однако я готов поспорить на что угодно, что жертва и в этом случае сопротивлялась недолго.
Прошу прощения, господа. Кажется, меня сейчас вырвет.
