— Это похоже на эффект от ударной волны.
— И мы идем туда, Капитан? — недоверчиво спрашивает Курт.
— Мы идем прямо. Что означает — да, туда.
— Зачем?
— Боишься натереть мозоли?
Курт хмурится на что-то тёмное, виднеющееся в узких просветах между деревьями и домами.
— Мне кажется, что дальше совсем развалины. Что там делать? Что искать?
— Эхо войны, — говорит Капитан.
— А?
— Искать эхо войны. Бомбу. То, что сбросили на этот город.
— С чего ты так уверен, что где-то там лежит бомба? Может, город повредило землетрясение. И гораздо позже, чем он умер или его покинули выжившие.
— На сейсмоопасном участке бы не стали разворачивать площадь и тем более строить высотки. Не стали бы вообще строить такой крупный город, потому что здесь равнины, а не острова, место выбирай — сколько хочешь…
— Без знаний о тектонической подвижности и прочих процессах в планетарной коре все эти рассуждения — просто пшик.
— Хватит умничать, — обрывает их Четвёртая. — Если там последствия землетрясения — ерунда. Но, если там бомба, то там и та дрянь, которая всех убила. Надо ли нам идти смотреть на неё? Ей дышать?
Капитан мнёт ботинком траву. Они уже подошли к искалеченным домам достаточно близко, чтобы можно было почувствовать, какая здесь потрескавшаяся, неровная почва.
— Блокада молчит, — наконец отвечает он. — Фон в норме, химических загрязнений нет. Если только что-то незарегистрированное, тогда да, нехорошо получится. Но так рискуют все. Все и всегда, обычное дело.
— Чувствую, мы обязательно притащим домой какую-нибудь дрянь. Тоже неучтённую…
— Не хочу в лазарет, — вздыхает Лучик.
— Каждая группа хоть раз да притаскивала, даже из кратковременных рейдов. А мы здесь уже полдня. Вдохнули и впитали всё, что было, даже если ничего и не было. Карантин нас ждет стопроцентно, а вот интерес, будучи не утолён, потом больно ездит по совести вкупе с невыполненными обязанностями исследователя-первопроходца…
— Кэп, — удивляется Курт. — На тебя это совсем не похоже. Ты здоров?
Он тянет руку, чтобы шутливо пощупать чужой лоб. Капитан досадливо уклоняется.
— Я старею, — ворчливо бросает он. — И постепенно становлюсь легкомысленен. Маразм у каждого свой. Неужели вы этим не воспользуетесь?
Курт пожимает плечами.
— Тогда я, чур, первый.
Канцлеру он сначала не особо понравился.
— Вы, юноша, слишком себе на уме. Хмуритесь, думаете. И всё молчком. Ваш отец в вашем возрасте держался намного проще. Мы с ним были на одном потоке, хоть и факультеты разные…
Но талантам Капитана старик дал совсем другую оценку.
— Тем не менее, я не могу не признать ваши академические баллы. Такой результат на моей памяти был лишь единожды. С этого дня вы приняты в гвардию. Будущее, юноша, у вас самое что ни на есть перспективное. Если по ошибке не испортите.
Сначала молодой гвардеец, как все, учился подчинению. Но как-то решил, что планка должна быть во всём, и начистил морду одному лейтенанту, любившему прохаживаться по родословной. Отсидев шесть суток в карцере, а после — отбыв месяц на общественных работах, Капитан вернулся, но уже в другой корпус. Там его стали учить командовать.
— Один в один Эйдзи. Преемственность. Матушку тронуть не дал… А мать — что такое? Страна! Будет офицером немалых чинов. Ну кто бы сомневался, в самом-то деле…
Капитан, в те апрельские дни ещё не капитан, а сержант гвардии, спрашивал:
— Господин Вандермейер, вы были военным?
— Нет, никогда. Я юрист… А выгляжу?
— Да.
Президент разводил руками.
