— Сынок, нам надо поговорить.
Так начинаются самые неприятные разговоры.
Папка опустился на старую табуретку — дерево заскрипело под его внушительным весом.
— Я ходил к Анатолю, к доктору. У меня сердце болит в последнее время очень сильно, голова раскалывается, в боку колет. Плохо ночами сплю, ворочаюсь. Измучился уже. Анатоль меня осмотрел. Он сказал, что здоровье у меня ни к черту, что у меня целый букет болезней. У него там есть всякие предположения, но нет оборудования, чтобы посмотреть точно. — Папка потряс своей большой головой. — Но дело дрянь, сынок. Твой папка не жилец.
Иммануил слушал это и не верил своим ушам. Получается, он скоро останется совсем один? От этой мысли в глазах защипало, по щекам побежали слезы.
— Ну, что ты! — папка протянул ручищу и привлек сына к себе. — Не расстраивайся. Помнишь, что я тебе говорил. Я пожил свое. Скоро я стану частичками среди частичек — но видишь, что-то оставил после себя. Моего Иммануила, мою гордость! — и потряс его за плечо.
Иммануил слабо улыбнулся.
— Не раскисай. Ты мессия! И у меня к тебе будет одна просьба, — сказал папка серьезно. Я хочу, чтобы ты меня спас.
Иммануил нахмурил брови.
— Я хочу, чтобы через месяц, в день моего рождения, в пять утра — моя мамка говорила мне, что я родился в пять утра — да, это отличное время. Так вот, я хочу, чтобы в этот день ты подошел бы ко мне с нашим большим молотом, хорошенько размахнулся и вышиб бы мне мозги! — папка демонстративно шмякнул кулаком о раскрытую ладонь.
Иммануил опешил. Папка что — просит его убить?
Будто услышав его мысли, папка несколько раз качнул головой.
Сын яростно затряс головой:
— Нет, я не буду это делать! Ты мне нужен живой!
— Сынок, — мягко сказал папка, — твоему отцу очень больно. Это все равно случится. Но я не хочу дать болезни шанс превратить меня в мешок с говном. Я все равно умру, и ты останешься один. Это звучит жестоко, знаю, но таков закон жизни. Помоги мне уйти легко и безболезненно. Я больше ни о чем не прошу. У тебя останется дом и большое хозяйство. Ты будешь жить и ни в чем не знать нужды. Потом ты встретишь хорошую девушку, и у тебя появится ребенок. Ты ведь знаешь, как надо его назвать?
Иммануил сдерживал слезы, но тут не смог удержаться. Он издал нервный смешок, и из глаз брызнуло.
— Я вижу, что ты меня любишь, — сказал папка. — И я тебя очень люблю. Так давай сделаем это во имя любви.
— Меня же казнят за это? — схватился Иммануил за подвернувшийся кстати аргумент.
— Брось! Папка обо всем подумал! На обратном пути от доктора я заглянул к старосте. Я рассказал ему о своей ситуации и о своем решении. Я пообещал ему корову, если он отнесется ко мне с пониманием. И он отнесся. Но чтобы этот старый лис выполнил свое обещание, я напишу завещание и заверю его у какого-нибудь хорошего человека. А то знаешь, как бывает: я умру, он обвинит тебя в моей смерти и заберет все наше хозяйство.
Иммануил не слушал. Ему ужасно жаль было расставаться с папкой, но он чувствовал, что ничего уже не вернуть назад. Внутри он уже начал смиряться с потерей.
Когда отец еще раз спросил его, выполнит ли он его просьбу, Иммануил кивнул.
Месяц до убийства он помнил плохо. Он постоянно прокручивал в воображении предстоящую сцену. Он поймал себя на странной мысли: он так часто думал об этом, что захотел этого. Если бы отец вдруг передумал, это бы огорчило Иммануила.
Отец ничего не отменил. На рассвете в свой день рождения он пошел с сыном за дом. Отец выглядел бледным и разбитым, а сын дрожал от возбуждения. Лицо мужчины отекло, глаза заплыли, под ними залегла синева — в последнее время отец сильно пил.
Мужчина надел свою лучшую одежду: безразмерный пиджак и брюки горчичного цвета, которые заправил в хорошие сапоги — их он берег для особого повода и почти не надевал.
Он грузно опустился на колено, замарав неношеные брюки. Он с досадой посмотрел на испачканную ткань:
— Прощай, сынок, — сказал папка.
Иммануил посмотрел на молот в своих руках. Это был кусок старого железа на длинной потертой деревянной ручке. От него сильно пахло металлом — тяжелый, чуждый человеку запах.
Неужели он сейчас размахнется и выбьет дух из своего папки?
Отец задрожал, все его могучее тело заходило ходуном:
— Давай же, давай, не тяни, сделай это! — лихорадочно шептал он.
Иманнуил поднял молот.
— Нет, пожалуйста, сынок, прошу, не надо! Пожалуйста, не надо. Я не хочу, я не…
