«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

в своем подвале. Через несколько недель пришли арестовывать его и жену, опечатали квартиру, но забыли о существовании подвала. Конечно, Дембо перестал там ночевать, но от времени до времени приходил в гараж за теми или другими вещами, не привлекая к себе внимание. Оба они уцелели.[1051]

Вернувшись в Acheres 14 августа, мы на следующий же день встретились с последствиями парижских событий. Утром Gisele Leclerc, дочь нашей хозяйки, стучится к нам и сообщает, что у Пренанов — немецкая полиция. Через некоторое время приходит сам Пренан и рассказывает: рано утром прибыли на автомобилях немецкие сыщики: расследовать донос относительно семитического происхождения M-me Prenant и ее матери M-me Soto.

Положение было ужасное. Что делать? Пренан решил все отрицать. У него потребовали его собственные документы, не обнаружили никаких признаков еврейства и увидели, что он — профессор Сорбонны и бывший офицер той войны, отпущенный из плена. Это настроило полицейских более доверчиво. Когда они спросили документы обеих дам, Пренан сказал, что документы остались в Париже и из семейной книжки видно, что его жена — испанского происхождения. Ее девичья фамилия Soto — старая испанская: в шестнадцатом веке был даже конкистадор, носивший эту фамилию. Немцы пожали плечами, сказали, что проверят это в Париже и еще вернутся и чтобы к их приезду документы были на месте. С этим они уехали.

Встал вопрос, что делать. Проверка в Париже покажет, что обе дамы зарегистрированы как еврейки, должны носить звезду, чего не делают, не должны отлучаться из Парижа и что их пребывание в Acheres есть тяжкое нарушение немецких регламентов. Есть, конечно, шансы, что у немцев имеются более серьезные дела и что они не будут наводить никаких справок. Во всяком случае, оставаться в Acheres нельзя и жить в Париже на своей квартире тоже нельзя. Я предложил лично Пренану поселиться в городе у нас. Он принял мое предложение и пошел приготовлять свой отъезд, а я отправился вместе с ним.

Мне хотелось выяснить, откуда местные доносчики узнали, что обе дамы — еврейки. И вот наш разговор с M-me Пренан:

Я: Откуда тут узнали ваше происхождение?

M-me Пренан: От меня самой. Я считала ниже своего достоинства скрывать это. Более того, я считаю, что мое увольнение из лицея по расовым причинам является хорошим фактом для агитации. И когда секретарь мэрии, он же — учитель, спросил меня несколько недель тому назад, почему живу в Acheres в учебное время, я откровенно рассказала ему, в чем дело.

Я: Итак, вы сами поставили себя и всю семью в ужасное положение. Было ниже вашего достоинства дать секретарю какое- нибудь правдоподобное объяснение, а теперь вам понадобится жить под чужим именем по фальшивым документам, искать ночевки, тратить бешеные деньги на наем комнат и переезд. Подумайте также, какое осложнение вы вносите в жизнь вашего мужа. Ведь вы знаете, что он ведет ответственную подпольную работу, и, вместо того, чтобы заниматься этим делом, будет принужден все время устранять последствия вашего неблагоразумия. И также подумайте о возрасте вашей матери и о том, на какое существование вы обрекаете ее.

M-me Пренан очень смутилась, а их сын Andre подбавил: «Да, мама, ты поступила как настоящая идиотка». Немедленно были приняты меры к отъезду дам: они направились через Vaudoue — Milly. Мы дали Пренану один из комплектов ключей от нашей квартиры. Он пошел, через лес, к Fontainebleau, и мы провожали его; чемоданчики подвесили к велосипеду, и ты медленно ехала около нас.

Я очень хорошо помню это хождение. Как ни был огорчен Пренан, но перед грибами он никогда не мог устоять, а тут, как нарочно, попадались прекрасные coulemelles и лисички, бесполезные для нас, потому что в данный момент грибной груз был нам ни к чему. Мы довели его до трамвайной станции в городе и сели на скамейку: ждать прихода трамвая. Пренан уехал, а мы вернулись тем же порядком, через лес, в Acheres. Я вспоминаю, как бодра ты была, с каким удовольствием ехала по лесу и как мы отдыхали в питательных местах, где росла хорошая ежевика.

А вечером обнаружилось первое последствие утренней истории. Наш поставщик, фермер Debonnaire, в очень сердитой форме отказал нам в молоке и других продуктах. Это было первым германофильским выступлением в Acheres.[1052]

К середине августа относится и очень приятное знакомство. День был жаркий; мы отправились гулять и по пути увидели через забор в одном из садов великолепные сливы, а фрукты в том году были очень редки. Позвонили; нам открыла немножко растерянная и очень симпатичная старушка. Мы изложили наше желание приобрести несколько кило слив. Она подумала и сказала: «Пойдемте в сад; там находится мой муж. Поговорим…».

Мы вошли в сад, где возился очень симпатичный старик с умным, немного насмешливым лицом и прищуренным взглядом: дескать, «как хотите, а я вас насквозь вижу; но, впрочем, нам друг друга бояться не приходится; поговорим». Действительно, с вопросом о сливах быстро покончили; кроме слив мы приобрели еще яйца, кролика и зелени; расплатились и сели разговаривать. Нам предложили угощение: фрукты и вино. Со своей стороны, мы спросили, чем могли бы быть полезны, поскольку каждую неделю ездим в Париж. Их интересовали лекарства, что было в пределах наших возможностей, и мелкий швейный товар, который также могли доставать в Париже.

Обсудив деловые вопросы и придя к соглашению, мы заговорили на разные темы. Оказалось, что наши новые знакомцы знали о нас довольно много. M-me Ribet (такая была их фамилия) приходилась сестрой M-me Debonnaire, которая отказала нам в молоке. Об этом они тоже знали и не одобряли. «Вы не должны сердиться на сестру, — сказала M-me Ribet. — Это ее муж испугался, а сама она была бы рада вам услужить». Они знали также историю с Пренаном, тоже не одобряли и высказали несколько предположений об авторе доноса.

Подозревали некоего Loiseau, дядю торговца маслами и сырами. Слышали, как этот Loiseau возмущался, что «дамы» не носят желтых звезд, и выражал желание посмотреть в этом уборе «меньшую» даму, то есть мать жены Пренана. «Однако, — сейчас же оговорился Ribet, — это не значит, что он