предупреждения, поехать к профессору Frechet. Пока мы добирались до него, стало уже совсем поздно: восемь часов. Несколько удивленный нашим появлением, он сказал: «Вижу, что у вас неблагополучно. В чем дело?» Мы изложили нашу просьбу: дать нам приют на эту ночь. «Хорошо, — сказал он, — только я должен посоветоваться с женой».
Через минуту M. et M-me Frechet вышли и сказали, что охотно дадут нам приют на три ночи и готовы от времени до времени повторять этот жест, но у них отвратительный консьерж — полицейский, и непосредственно над ними, на крыше дома, находится батарея защиты против авионов; кроме того, есть одно обстоятельство, которое они не могут сейчас рассказать нам и которое вынуждает их к крайней осторожности. Обстоятельство это, как мы узнали потом, после освобождения, заключалось в том, что их сын находился в одном из отрядов «секретной армии».[1121] Во всяком случае, на три дня мы были обеспечены крышей. Квартира у них была огромная, но нетопленная, за исключением их спальни, куда они и пригласили нас посидеть с ними. Наша спальня была огромна и хорошо обставлена, но абсолютно не обогрета.[1122]
Рано утром в понедельник 31 января мы с тобой поспорили по серьезному и неожиданному поводу. Понедельник был день нашей явки в комиссариат. Моя точка зрения была совершенно правильной, что с появлением у нас немцев обязательства этого рода отпадают. Как могло быть иначе? Несомненно, приказ о нашем аресте дан и в комиссариат. У нас уже был прецедент: в 1941 году, вскоре после моего ареста немцами, явились инспектора из комиссариата арестовывать меня во второй раз.
Однако каким-то странным образом ты не отдавала себе отчета в нашем положении или же тебе не хотелось верить, что переход на нелегальное положение окончателен и до конца войны мы обречены на эти скитания, со всеми их неудобствами и опасностями. Тебе почему-то казалось, что все еще может рассеяться и не следует терять легальность из-за невыполнения пустой формальности.
Мы прежде всего поставили этот вопрос перед нашими «хозяевами» — M. et M-me Frechet. Их мнение, выраженное осторожно и нерешительно, приблизительно совпадало с моим. В тот же день утром мы предполагали повидаться с пренановским приятелем-адвокатом M. Nez, с которым мы познакомились в 1932 году в Савойе. Мы рассчитывали через него найти связь с M-me Prenant, и ты предложила мне отложить решение вопроса до разговора с M. Nez.
Мы вышли от Frechet довольно рано и пошли по бульвару Jourdan. Нечего и говорить, место для скрывания было очень неудачно: кругом полно немцев. Они сидели в Cite Universitaire[1123] и на крыше дома, где жил Frechet; занимали колоссальный гараж на rue de la Tombe-Issoire, и когда мы вошли в огромное кафе на углу бульвара с avenue d’Orleans, чтобы выпить кофе и телефонировать M. Nez, оно тоже было полно немцев. За стойкой находился рыжий субъект с рыскающими внимательными глазами того типа, который встречаешь в качестве ответственных швейцаров в гостиницах или крупных учреждениях. Тем не менее мы телефонировали, уговорились о свидании, выпили горячего и пошли по avenue d’Orleans.
Нужно было приобрести многие вещи: бритву, мыло, губку, полотенце, чтобы не находиться в постоянной зависимости от случайных людей, которые нам будут давать ночлег. Газетчик, пока мы выбирали [прессу], разговаривал тихонько с каким-то рабочим:
Мы поняли, что газетчик тоже принадлежал к некоторой сети, но не знали, к какой. Некто, арестованный, мог быть и Пренаном.
Мы пошли дальше. На Bd. Saint-Michel в отделении банка Societe Generale на моем текущем счету должно было уже находиться мое содержание. Опять возник вопрос: как быть? Еще в 1941 году немцы отдали приказ, чтобы банки не выдавали советским гражданам с текущих счетов суммы свыше 5000 франков в месяц. И там уже мог быть приказ о моем задержании. Мы, однако, решили попробовать: ты осталась снаружи, чтобы видеть меня, а я пошел к кассе. Все прошло благополучно, и, забегая вперед, могу сказать, что до конца оккупации в банке ничего не было известно о моем нелегальном положении.
Затем мы зашли к моему издателю, Фрейману, и от него позвонили в Сорбонну, чтобы вызвать Bruns. Он сейчас же пришел, принес твое содержание и сообщил, что нового пока ничего нет, но Фролов опять заходил и просил передать: у него есть кое-что для нас. Мы уговорились встретиться с Фроловым через два дня, в среду 2 февраля, в маленькой столовой для мелкого люда на Quai Montebello. Столовка была невзрачна, грязна, но кормили в ней добросовестно, а хозяйка и ее дочь Jeannette были очень симпатичны. Туда мы и пошли после свидания с Bruns. У нас как раз было время позавтракать, прежде чем идти к M. Nez, который проживал поблизости.
Мы рассказали M. Nez все, что можно было ему сказать. Он ответил, что уже знает о случившемся, что M-me Prenant, M-me Soto и Андрюшка находятся в безопасности и будут поддерживать с нами связь, что идти в комиссариат не следует ни в каком случае и через свои связи и знакомства он поищет для нас надежную квартиру. Относительно фальшивых документов он посоветовал нам взять имена настоящих лиц, покопался в своих dossiers и дал брачное свидетельство неких M. et M-me Vannier, которые подходили нам приблизительно по возрасту, но не по социальному положению и происхождению; тем не менее впоследствии мы использовали этот документ. Забегая вперед, могу сказать, что M. Nez действительно искал для нас квартиру, но ничего не нашел.
