вопросов: беспризорные, бесквартирные, безработные, проституция, и все это нашло отражение в фильмах. Некоторые из них мы видели вместе, некоторые — порознь, и есть такие, которые ты смотрела без меня, и мне до сих пор не удается их повидать, например — «Sciuscia» [1380] — про безработного и беспризорного мальчишку, который ищет свое счастье в разоренном Неаполе. Мы видели «Paisa»[1381] — фильм из отдельных эпизодов. Там тот же маленький актер, который играл в «Sciuscia», и по этому пятиминутному образчику я мог судить, какая это прелесть. А другой эпизод того же фильма: девица-работница встречает американских «освободителей», как и все, с распростертыми объятиями. Passade.[1382] Ее «героя» отправляют дальше, а для нее — безработица, спуск со ступеньки на ступеньку, проституция. Единственная ее мечта — новая встреча со своим «первым», который обещал на ней жениться. И вот он появляется, уже как клиент, пьяный и совершенно забывший их короткий роман. Он уходит, оставив ей положенное число лир, а она кончает с собой.
Фильм «Семь лет несчастий»[1383] ты видела без меня, и до сих пор мне не пришлось его повидать. Как ты говорила, это горькая, но вполне реальная юмористика: молодой итальянский парень покупает хорошую шляпу, и как только собирается ее надеть, что- нибудь случается: мобилизация для завоевания Эфиопии,[1384] война 1940 года [1385] и так далее, без конца.[1386]
Я забыл упомянуть, что именно в том академическом году произошли перемещения в твоей лаборатории. May, которому пророчили, что он вечно останется chef de travaux из-за его непатриотического поведения во время войны, получил пост maitre de conferences. Собственно говоря, упреки, которые ему делались, смешны. С начала войны он постарался и сразу был откомандирован в свою собственную лабораторию для выполнения военных заданий по химии; это называется: embusque.[1387]
Teissier, офицер запаса, тоже был откомандирован для тех же надобностей, но в другом порядке. Разница была в том, что Мэй ходил в штатском и значился как бы рабочим, оставленным для производства, а Teissier ходил в офицерской форме и значился военным, находящимся в специальной командировке. Когда при мне ругали (заочно) Мэя, я говорил, что не вижу никакой разницы между тем и другим способом не быть на фронте. Тем не менее большинство академических деятелей усматривали ее, и часты были заявления, что после войны Мэю припомнят его поведение. Однако к 1946–47 году об этом основательно забыли, и Мэй прошел беспрепятственно.
Возник сейчас же вопрос, кому быть его преемником. Естественным кандидатом был ассистент — Pacaud, который фактически, из-за нежелания Мэя затрудняться этим, руководил практическими работами. Но он не нравился Пренану — трудно сказать, почему, — и тот задерживал назначение Pacaud, подыскивая другого кандидата. Это была большая несправедливость, так как Пако делал не только работу Мэя, но и работу самого Пренана, который побывал и на войне, и в плену, и в Сопротивлении, и в тюрьме, и в ссылке, а после возвращения отдался всецело партийной работе, пренебрегая лабораторией. Туда он приходил редко, на короткое время, и вполне естественно, что Pacaud подстерегал его и давал на подпись кучу бумаг. Пренан, усталый, сонный, торопящийся, смотрел на Pacaud, как на мучителя, и стремился скорее отделаться.
Вдобавок Pacaud, выходец из низов, был несколько лет народным учителем и секретарем мэрии, и у него выработалась дотошность и щепетильная аккуратность мелкого бюрократа. Нам, во время этих колебаний Пренана, стоило большого труда убедить его, что нельзя обойти Pacaud и что в конце концов в его собственных интересах иметь при себе такого великолепного работника, на которого можно вполне положиться. Итак, Pacaud был назначен.
Но встал вопрос об ассистенте. Если бы ты была французской гражданкой, этот пост принадлежал бы тебе по праву, но ты ею не была. При бездельнике Мэе эти обязанности исполнял Blanc, помощник Pacaud, за небольшое вознаграждение и обещание унаследовать пост после его повышения. Тут Пренан, как это бывает со слабыми людьми, воспротивился. Дав убедить себя относительно Pacaud, он не пожелал дать ассистентуру Blanc под предлогом, что собственная научная работа того движется медленно, и назначил своего ученика из Ecole Normale de Saint-Cloud, утверждая, что это блестящая кандидатура во всех отношениях. Скажу кстати, что сейчас отзывы Пренана о своем питомце Beaumont еще хуже, чем о Blanc. Кандидат, однако, имел один существенный недостаток: он еще не закончил сдачу экзаменов и потому фактически не мог вести с начала марта, как полагалось, практические работы.
Надеяться на не назначенного Blanc было невозможно, и таким образом вся работа сваливалась на Pacaud и на тебя, а между тем в предыдущие годы на практических работах бывало четыре наблюдателя-руководителя, а не два. Тут уже, при всей твоей деликатности, ты запротестовала. Тебе как иностранке все время платили гроши, и в данном случае за эти гроши предстояло еще нагрузиться работой человека, который будет спокойно сдавать свои экзамены, получая в течение года крупный, по сравнению с твоим заработком, оклад. Вопрос, после долгого раздумья, разрешился тем, что в течение семестра ты будешь получать ассистентский оклад. Я был против, потому что твое сердце требовало отдыха, и только что закончилась Serie technique, где на тебе лежало руководство практическими работами — обуза не малая и очень утомительная.[1388]
Итак, с начала марта у тебя начались практические занятия со студентами — нагрузка не малая: два дня в неделю — четверг и пятница, не считая всей подготовки материала и твоих обычных занятий. К этому, как всегда, прибавился долг вежливости — слушание лекций «патрона» Пренана: он перечитывал один из курсов, которые за 4–5 лет образуют полный цикл зоологии и сравнительной анатомии позвоночных.
Для студентов данного года обязателен только курс, который читается в этом году. Таким образом, студент заканчивает свое зоологическое образование, зная лишь пятую часть программы. В этом огромный недостаток французской системы, который профессора прекрасно видят и понимают, но
