и, наконец, Пренан с недоумением замолк. «Как же вам не стыдно: вы — председатель кружка юных мичуринцев, и не видите, что тут происходит auto- eclaircissement[1672]».
Мы долго хохотали, и Пренан рассказал о работе одного мичуринца, который пришел к нему в лабораторию и попросил в качестве темы для диплома повторение опытов над крольчихами. Пренану не хочется, страха ради иудейска, ставить у себя эти опыты, и он направил мичуринца к Teissier. Этот, по той же причине, направил его к L’Heritier, который совершенно не враждебен идеям Лысенко, и, так как он — не коммунист, для него нет причин избегать этой проверки. Молодой человек проделал опыты с совершенно отрицательным результатом, и менделизм оказался торжествующим. Это так поразило мичуринца, что он попросил дать ему другую, более безобидную, тему, благополучно ее закончил и получил свой диплом. Мы долго разговаривали с Пренаном о перспективах.[1673]
Визит Нины Ивановны. Она и больна, и нервна, и крайне раздражена против всех и всего. Рассказывала много и крайне сбивчиво. Падчерица — в Англии, скоро вернется, отбирает у Нины Ивановны ее последние деньги. Нина Ивановна продолжает делать книжные карточки для Тираспольского.
Имела большое волнение: входит в магазин неизвестный, заявляет, что он — полицейский комиссар, присланный за ней специально из префектуры. «Ага, — ответила Нина Ивановна, — значит, меня высылают. Слава богу». — «Нет — разъяснил комиссар, — вас не высылают и не вышлют, но префектура желает вас видеть». Ее повезли на автомобиле, и в кабинете у префекта какой-то высокий чиновник сказал ей, что норвежский принц Олаф говорил с французским посланником о ее тяжелом положении и просил выяснить, чем можно помочь. Посланник написал на Quai d’Orsay,[1674]откуда обратились к префекту полиции, и вот: «M-me, что мы можем сделать для вас?» При состоянии ее нервов она просто облаяла своего собеседника, — иначе это я назвать не могу. К какому выводу пришла префектура и что Quai d’Orsay напишет в Норвегию, она не знает. Что касается до визы, то в консульстве ей сказали: «Ждите, теперь скоро».
Николай Лаврентьевич получил, наконец, внутренний советский паспорт в обмен на заграничный, и ему обещали ускорить визу для Нины Ивановны. Очень медленно спешат; еще Вольтер придумал хорошее словечко для этого способа работы: pococurante.[1675] Здоровье ее явно подорвано: боли в области сердца, кашель, тошноты после питания, а она ест мало.[1676]
Четвертый раз мой день рождения проходит без тебя. Мне исполнилось 70 лет. У меня очень странное чувство неправдоподобия, когда я ставлю эту цифру. Я так хорошо помню все, начиная с очень раннего возраста, приблизительно с полутора лет — даже, может быть, раньше, потому что помню себя еще не умеющим ходить, а ходить я начал очень рано.
Кто-то из наших писателей сказал, что все мы — переодетые мальчики, переодетые в седые волосы или в их отсутствие, и это очень верно. Ни морально, ни интеллектуально, ни физически я не чувствую себя более старым, чем молодые (или более молодые, чем я) люди, которых встречаю. Но знаю, что очень многое из нормальной человеческой жизни ушло и не повторится.
Не повторится твоя дорогая надежная ручка, моя родная спутница в течение тридцати трудных лет. Дом, мой дом, о котором ты говорила мне часто, когда мы сидели на берегу моря в Ментоне осенью 1949 года: «Знаешь ли ты, где твой дом? Это — я». Всем существом я чувствовал, что это — глубокая правда.
Не повторится хорошая человеческая близость, которая была у нас и без которой так трудно жить. Я — человек не слабый и по натуре одиночка, но так часто, так часто одиночество бывает невыносимо. И после нашего настоящего счастья я не хочу никаких суррогатов. [1677]
Фильм «Глинка»[1678] меня разочаровал. Это — сусальная биография из Четьи-Минеи.[1679] Зачем превращать Глинку в то, чем он не был? Жизнь его достаточно хороша и так. К чему же присусаливать и пересаливать?.. Артистка Орлова играет его сестру Людмилу, которая вышла замуж за Шестакова. А где же сестра (она ведь тоже была близка с братом), которая вышла замуж за Измайлова и породила Александра и Федора Николаевичей Измайловых? Мы знали их, когда я был еще ребенком, и у них хранились многочисленные глинкинские реликвии. Я помню картину, привезенную им из Италии: это был пейзаж с колокольней, украшенной настоящими часами; довольно безвкусно, но всем тогда нравилось.
Старший Измайлов, Александр Николаевич, был очень одарен музыкально. Впоследствии он стал директором частной музыкальной школы в Москве. Дети его, куча девочек, были по возрасту между мной и сестрой Надей, и мы с ними постоянно играли. Одну из них в шутку зачислили в мои невесты. Помню одно чаепитие у них и беседу старших о только что появившемся романе Беллами «Взгляд назад». Впервые тогда я услышал рассуждения о прогрессе и жизни через сто и даже тысячу лет. Это было в 1891 году, осенью, и мы жили в доме Измайловых в Смоленске. Мне было восемь лет.
