выжидательную позицию, однако теперь начало в открытую оказывать поддержку единоверцам. Жители Чаула высыпали на берег и принялись обстреливать уставших после сражения врагов из луков. Военному совету на «Сан-Мигеле» пришлось пересмотреть планы. Теперь на них напирали с трех сторон. Кроме того, галеры из Кочина, о которых в этот богатый на события день все забыли, находились в большой опасности, а между тем португальцы были за них ответственны.
Айяз приближался осторожно. Вместо того чтобы сразу присоединиться к Хусейну и вступить в бой, он подвел корабли к южному берегу реки — туда, где утром стояли португальцы. Айяз по-прежнему старался не рисковать. Сначала он попытался отправить к Хусейну три корабля, чтобы наладить контакт, но Лоуренсу приказал их отогнать. Айязу удалось подобраться к египетскому флоту и встретиться с Хусейном только после наступления темноты. Командир нуждался в порохе и пушечных ядрах, запас которых быстро иссякал. Кроме того, Хусейн высказал Айязу все, что думал по поводу его задержки. Хусейна возмущало то, что Айяз присоединился к нему только после битвы, в которой погибло около двухсот человек.
Между тем среди португальцев царило мрачное настроение. После всех неожиданных поворотов этого дня, атак и отступлений люди были совершенно измотаны, а запасы пороха подходили к концу. В темноте над водой разносился победный клич мусульман. Раненый Лоуренсу слег с лихорадкой. Корабельный врач пускал ему кровь.
На «Сан-Мигеле» продолжался ожесточенный спор между капитанами. Было очевидно, что с наступлением утра галеры из Кочина вместе со всем грузом окажутся в опасности. Лишиться их значило самым неприемлемым образом потерять лицо и еще больше подорвать авторитет Португалии. Самое разумное решение состояло в том, чтобы ускользнуть под покровом ночи, воспользовавшись благоприятным ветром. Однако Перу Баррету яростно воспротивился этой идее. Его поддержал капитан Перу Кан, заявивший, что, «если португальцы все же собираются малодушно бежать с поля боя, правильнее будет не показывать виду, что они намерены поступить именно так, иначе репутация португальцев в Индии будет погублена. Если малабарские корабли уйдут первыми, а затем на рассвете к ним присоединятся остальные, враги не смогут обвинить их в трусливом бегстве». Снова решающую роль сыграли вопросы чести. Наконец сторонники отступления сумели убедить остальных, что отплывать следует утром, таща за собой захваченные галеры. Таким образом они выкажут противнику свое презрение.
В полночь при свете луны торговые корабли из Кочина тихо отошли от берега и вышли в море. Ближе к рассвету португальцы последовали их примеру. Никто не кричал и не свистел. Португальцы старались не шуметь. Начали поднимать якоря. Некоторые просто обрезали канаты, оставляя якоря на дне. Однако планы нарушил упрямый Баррету, отказавшийся участвовать в столь позорном отступлении. Не скрываясь и не таясь, он сел в лодку и отправился поднимать якорь, в результате чего был незамедлительно замечен врагом. В Баррету начали стрелять, и он вернулся обратно на корабль. К тому времени Лоуренсу немного оправился. Он потребовал, чтобы «Сан-Мигель» уходил последним. Кроме того, Лоуренсу намерен был последовать примеру отчаянного Баррету и лично вышел наблюдать, как поднимают якорь.
К тому времени Хусейн тоже приказал тихо поднять якоря двух оставшихся неповрежденными каррак. Айяз же, увидев, что португальцы бегут, наконец решил, что пришло время блеснуть силой и храбростью, и тоже стал готовить свои фусты к бою. Лоуренсу в это время находился в лодке и следил за поднятием якоря. Между тем при дневном свете капитан заметил, что враг готовится к нападению, и, испугавшись, перерезал канат. На некоторое время Лоуренсу оказался брошен рядом со своим собственным судном.
Воспользовавшись отливом, мусульмане преследовали врага вниз по реке. Почти все португальские корабли сумели отбиться и выйти в море. Однако «Сан-Мигель» шел медленнее всех, чему немало способствовала одна из захваченных галер, которую приходилось тащить за собой. Таким образом «Сан- Мигель» оказался самой легкой и привлекательной целью. Хусейн не мог упустить заманчивый шанс потопить флагманский корабль противника и сосредоточил все усилия именно на «Сан-Мигеле». Капитан же, вместо того чтобы последовать за остальными отступающими, развернул судно к противоположному берегу, чтобы оказаться подальше от кораблей неприятеля.
Фусты Айяза старались вывести корабль из строя, попав в руль. Одно каменное ядро ударило в корму возле ватерлинии и застряло в досках. На корабле этого никто не заметил. Португальцы были слишком заняты тем, чтобы отбиваться от фусты и двух каррак Хусейна. Корабль продолжал продвигаться вперед, а между тем вода медленно просачивалась в часть трюма, где находились запасы риса. Португальцы по-прежнему не замечали течи, однако судно стало более тяжелым и менее маневренным. А потом стих ветер. «Сан-Мигелю» пришлось отдаться на милость течения, которое влекло его к южному берегу, где рыбаки воткнули в воду колья, чтобы привязывать лодки. Дрейфующий «Сан-Мигель» застрял среди этих препятствий, опасно отяжелевший из-за все прибывающей воды. Попытки развернуть корабль не увенчались успехом. Одна из португальских галер под командованием Пая ди Соузы попыталась взять «Сан-Мигель» на буксир, однако ничего не вышло. На воду спустили шлюпки. Португальцы принялись рубить колья топорами. Однако из-за веса воды в трюме «Сан-Мигель» все плотнее насаживался на колья. Теперь наблюдался видимый крен. Палуба наклонилась, нос поднялся вверх.
Сначала португальцы не могли разобраться, в чем дело. Только когда корабль сильно накренился, стало понятно, что корма отяжелела. Лоуренсу отправил лоцмана в трюм. В темноте этот человек с ужасом увидел, насколько серьезно положение. Трюм наполнило подобие супа из воды и риса. Мертвенно-бледный, он поднялся наверх и доложил об увиденном. Выкачивать воду было бесполезно — она поднялась слишком высоко. К тому же рис помешал бы работе насосов. Кроме того, для этой работы нужны были крепкие, здоровые мужчины, а таких на корабле осталось слишком мало. «Сан- Мигель» было не спасти. Доложив обстановку, лоцман «вернулся в трюм, где, как говорят, умер от испуга». Был отдан приказ рубить канаты, которыми была