то об этом не может быть и речи. Затем Албукерк буквально выгнал ошарашенного посланника с корабля, даже не пытаясь соблюсти дипломатический протокол. На прощание Албукерк велел передать шаху, чтобы не присылал больше послов — если, конечно, они не принесут с собой ключи от города.
Адиль-шах отчаялся — вести переговоры с человеком, ни во что не ставящим все до единого правила, оказалось бесполезно. Арбалетчик получил за свой выстрел десять крузадо, однако предотвратить дезертирства эта показательная акция не помогла. Португальцы продолжали уплывать по ночам. Таким образом возникла патовая ситуация. Португальские корабли оставались на реке. Недовольство португальцев переросло в бунт внезапно и неожиданно, при очень странных обстоятельствах.
Поводом послужили мусульманские женщины и девушки, часть которых принадлежала к гарему шаха. Когда Гоа сдался португальцам, они были захвачены Тимоджи. Теперь пират предложил использовать их в качестве аргумента во время переговоров. Албукерк был удивлен. Он даже не подозревал о существовании этих пленниц. Албукерк принялся спрашивать, где они и почему ему ничего не доложили о их похищении. Тимоджи отвечал уклончиво. Женщины были переданы капитанам кораблей, и теперь «многие из них стали христианками». Губернатор пришел в ярость из-за того, что никто не счел нужным поставить его в известность. Кроме того, Албукерк опасался, что присутствие на корабле женщин нарушит дисциплину, не говоря уже о грехах, до которых оно может довести. Албукерк приказал, чтобы всех этих женщин доставили к нему. Однако выяснилось, что некоторые из них стали «женами» моряков и те категорически не желают с ними разлучаться. Опасаясь вспышек недовольства, Албукерк решил просто узаконить эти союзы, обойдясь без официальных церемоний. Священник был глубоко возмущен и заявил, что подобные «браки» противоречат законам церкви. «В таком случае [поженим их] по законам Афонсу ди Албукерка», — категорично заявил губернатор.
Оставалась еще одна группа женщин и девушек из гарема, которые не обратились в христианство. В нее входили самые красивые из них, отказывавшиеся вступать в связь с простыми моряками. Тем не менее им оказывали знаки внимания некоторые молодые аристократы. Албукерк приказал переправить этих женщин на «Флор де ла Мар» и держать в дальней каюте под замком. Охранять их должен был евнух. Этот приказ вызвал немало досады среди молодых фидальго, чьи планы позабавиться так и не увенчались успехом. Вскоре евнух сообщил губернатору о том, что происходит нечто подозрительное. Он был уверен, что мужчины нашли способ проникать в запертую каюту по ночам, хотя кто именно из португальцев занимается подобными делами, евнуху было неизвестно. Албукерк велел следить за каютой. Оказалось, каждую ночь хотя бы один мужчина, а иногда и два, и три покидали соседний корабль «Флор да Роза» и вплавь добирались до «Флор де ла Мар». Один из них открывал путь остальным, проникая внутрь через люк. В этом человеке узнали молодого дворянина по имени Руй Диаш.
Албукерк посовещался с двумя ближайшими советниками. Такая скрытность, ослушание и нарушение приличий привели его в ярость. Особенно усиливало гнев губерна тора то обстоятельство, что происходило все это не где-нибудь, а на его флагманском корабле, притом что вся флотилия находится на осадном положении. Губернатор и его советники сошлись на том, что за «дерзкие и преступные связи с мусульманскими женщинами в такое время и в таком месте» возможно только одно наказание — Диаша следует приговорить к казни через повешение.
Руй Диаш играл в шахматы с капитаном «Флор да Роза» Жорже Фогачей, когда на плечо ему легла крепкая рука: «Вы арестованы именем короля!» Диаша силой дотащили до юта, набросили ему на шею петлю и уже готовы были его вздернуть, как вдруг на борту начались беспорядки. Фогача поспешил на выручку Диашу, перерезал веревку и стал кричать, объявляя всем, что Руя Диаша собираются повесить. Это стало последней каплей для знатных капитанов. По всем кораблям быстро разлетелся слух, что благородного дворянина Руя Диаша хотят казнить безо всяких объяснений. Поднялся ропот. Группа фидальго села в лодку и, подняв флаг, поплыла к другим кораблям с призывами к восстанию. Португальская флотилия оказалась на грани мятежа. На берегу наблюдавшие за происходящим мусульмане оглашали воздух радостными криками.
В это время главный стражник доложил Албукерку, что арестованного отбили. Разъяренный губернатор сел в лодку и отправился к бунтовщикам. Восстание бросало вызов неограниченной власти капитана. Португальцы жаловались, что приказание повесить Диаша было отдано «согласно единоличному решению, без обсуждения с капитанами». Что еще хуже, Албукерк нарушил все правила, приказав повесить фидальго, точно представителя простого народа. Высокорожденного преступника следовало обезглавить. Албукерк же оставил их слова без внимания. Зачинщиков мятежа он приказал заковать в кандалы, а Диаш был повешен на мачте «Флор да Роза». Его тело оставили висеть там в качестве предупреждения.
К бунту привели долгие месяцы, полные тревог и лишений. Многие были не согласны с решением о казни Руя Диаша. Этот случай стал несмываемым пятном на репутации Албукерка. В этих тяжелых обстоятельствах он проявил себя как негибкий, авторитарный лидер, неспособный прислушиваться к другим. Антониу де Норонья отчасти смягчал последствия подобного поведения, но после его гибели сглаживать острые углы стало некому. После повешения Диаша повторилось то же, что и в Ормузе. Стиль управления Албукерка воспринимался португальцами как несправедливый. Тем не менее Албукерк был вспыльчив, но отходчив. Он попытался наладить отношения с четырьмя закованными в кандалы зачинщиками бунта, поскольку эти люди были ему нужны. Однако те отказались идти ему навстречу так же как и капитаны в Ормузе. Инцидент с Диашем так и не будет забыт.
Албукерк понимал, что скоро Адиль-шаху придется покинуть эти места, чтобы участвовать в других войнах. Продолжалось соревнование на выносливость. Июль сменился августом, и погода начала улучшаться. Проливные дожди прекратились. Португальцам наконец представилась возможность вырваться из ловушки. Албукерк велел Тимоджи добыть припасов. Губернатор хотел остаться до тех пор, пока у Адиль-шаха не кончится терпение. Но португальцы не выдерживали и умоляли, чтобы отплытие состоялось как можно скорее. Албукерк нехотя уступил. «15 августа, в праздник Святой Девы, при попутном ветре губернатор отплыл… со всеми своими кораблями и взял курс на Анджедиву». На реке Мандови португальцы простояли семьдесят семь дней.
