Антуан был жутко пьян и уже второй час молол языком без остановки, получив внимательного и доброжелательного слушателя. Когда Глэн обнаружил по чистой случайности в списках высланных по приговору из Франции в качестве кабального смутно знакомое имя Лорана де Лавуазье, невольно заинтересовался. Честно сказать, кроме строчки в учебнике «создатель научной химии» и про некий прогрессивный способ увеличения добычи селитры при Наполеоне,[46] ничего толком о данном субъекте он не знал. Важно, что под руку подвернулся настоящий профессиональный ученый, а свои проекты по перегонке нефти и спичкам он по-прежнему держал про запас. Видимо, некто сверху вспомнил о нем и прислал решение. Кстати, и для Лавуазье попадание в этот дом можно считать даром небес, особенно в подобном положении. Уже немолодой человек, и хотя образованный, вряд ли кто возьмет на хорошую работу.
А тут вот, на его удачу, абсолютно невзначай обнаружился заинтересованный человек, готовый предоставить возможность заниматься наукой. Конечно, придется отработать, и серьезно, однако явно повезло. Хозяин не тупой солдафон и не мужлан, пусть и разговаривает не самым литературным образом. Но что с колонистов взять! Главное, впереди открывались недурственные перспективы. После полуголодного многонедельного путешествия и предварительной отсидки в тюрьме плотный ужин и хорошее вино невольно вскружили голову и развязали язык.
В первый день он вообще отключился практически сразу, поплыв с пустого желудка моментально. С утра отвели мыться, переодели, забрав прелые лохмотья, оставшиеся от некогда нарядной одежды, опять накормили и дали поспать до появления хозяина. Уяснив, что от него требуется, проникся определенным уважением к заказчику. Все же не чужд изобретательства и научных штудий. Особенно когда получил обещание обеспечить необходимым оборудованием, материалами и склянками.
— Я был не откупщиком, а пайщиком.
Кажется, уловил недоумение, поскольку пустился в подробные объяснения.
— Генеральный откуп возобновляется каждые шесть лет. Их всего шестьдесят человек, а внести в казну каждый должен полтора миллиона ливров. Редко у кого такие суммы имеются. Вот и берут в долю определенное количество суботкупщиков, вносящих в общий капитал свою долю.
— И сколько получал генеральный? — невольно заинтересовался Глэн.
— Вознаграждение определялось в десять процентов с внесенного миллиона и в шесть процентов — с остальных пятисот шестидесяти тысяч; всего, с некоторыми другими мелкими получениями, — около ста пятидесяти тысяч ливров в год. Еще делили при окончательном подведении итогов излишки. За шесть прошлых лет они составили двести пятьдесят тысяч ливров.
— Неплохо, но я представлял иную цифру.
— Все любят считать чужие деньги не в своих карманах, — желчно произнес Лавуазье. — И почему-то их всегда больше реально полученных. Из этой суммы приходилось выплачивать шесть процентов на занятые полтора миллиона. Если принять в соображение этот и некоторые другие расходы, то каждому откупщику оставалось только пятьдесят две тысячи ливров в год. Нельзя не согласиться, что эта сумма не чрезмерно велика, если иметь в виду необходимость содержать дом, платить секретарям, воспитывать детей и обеспечивать жену. Кроме того, приходилось кормить массу дармоедов. Были приписанные к откупам по желанию короля. Иногда они вносили известную сумму и получали проценты, ничего не делая, иногда ничего не вносили, а просто считались «кредиторами откупа» и тоже получали проценты. То кормилице короля, то его камердинеру по десять тысяч ливров, то министров и проверяющих ублажать. Мой тесть после четырехлетнего участия в откупе оказался с дефицитом в пятьдесят две тысячи ливров. Когда неурожаи и эпидемии, много не соберешь.
Прибедняется, решил слушатель. До сих пор столь далекие от Нового Света материи его мало занимали, но чтобы откупщик в убыток трудился?! Ну да, а банки раздают деньги всем подряд желающим под отрицательный процент себе во вред.
— Сколько вы получили? — прямо спросил Глэн. — Да бросьте, не ломайтесь. Понятное дело, если нечто и имелось, ушло или жена спрятала. Не собираюсь отнимать остатки. Чисто ради интереса.
— За восемнадцать лет — двести семьдесят пять тысяч, — нехотя признался ученый.
— Ха! Недурственно.
— Почти все ушло на опыты, — быстро сказал Лавуазье.
Такой поворот разговора ему не понравился. Да и кому приятен интерес к финансовым возможностям, когда полностью в чужой власти?
— Ну, поскольку вас не казнили, а с минимальным приговором в колонии отправили, видимо, и на взятки немало. — У приобретения Глэна вильнул взгляд.
Видать, так и есть. Ну и правильно. Молодец. Деньги существуют не для лежания под подушкой. Если могут спасти, надо пользоваться. Пятерых откупщиков казнили крайне неприятными способами, как он догадывался, в качестве подачки недовольному народу.
Когда-то Глэн специально проверил слова Дика про пытки. То есть не особо сомневался, но захотелось уточнить в свете собственной поротой спины и малопривлекательного позорного столба на площади в Де-Труа. Оказалось, тот про многое умолчал. Приготовительные истязания до допроса, пытка на дыбе с целью выяснить о сообщниках уже после осуждения. Для здешних это в порядке вещей, как и трупы в цепях на виселицах, с клюющими их воронами, в каждом мало-мальском крупном городе на побережье. Приговор к каторге фактически означал растянутую смерть. Оттуда не возвращались, и милосердием в судах даже отдаленно не пахло.
