сказанные коллегой Аней во время одного из изредка случавшихся у них разговоров по душам:
– Знаешь, я бы не отказалась прожить всю жизнь где-то на далёком острове, в каком-нибудь идиллическом королевстве, где меня с рождения ограждали бы от любых невзгод. Где вокруг не было бы никого, кроме добрых и любящих друг друга людей. Пусть я не узнала бы, как многообразен и интересен этот мир, пусть мой ум и душа не обогатились бы путём раздумий и переживаний, но зато я была бы счастлива. Просто счастлива – и всё. И я бы с радостью променяла все свои умения, прочитанное и увиденное, весь свой опыт на то, чтобы никогда не узнать, что люди убивают друг друга, воруют друг у друга, изменяют друг другу, жестоко обращаются с себе подобными. Уверена, живя без понимания, что вокруг полно злости, зависти, глупости и пошлости, я бы ничего не потеряла. И вообще, жизнь, не омрачённая болью утрат и горечью разочарований – это ли не счастье, а, может, и её смысл?.. Ну стала я циником – и что, разве женщину это красит? – продолжала Аня. – Ведь цинизм, он откуда берётся? Из болезненных разочарований. Для себя я это определила так: в ответ на пережитую боль вырабатывается что-то вроде мозоли – как на кости после перелома, я читала… И когда количество таких мозолей достигает определённого уровня, душа перестаёт быть восприимчивой ко многим вещам. Нарастает этакий панцирь… а кого может украсить панцирь?
«А ведь и в самом деле, – подумала тогда Марта. – Люди часто заводят в доме, например, кошек, потому что человеку нравится общаться с этими животными путём тактильного контакта. Ну а черепаха, даже если взять её в руки – долго ты с ней просидишь?»
Что ж, Марте во многом повезло: здоровая и красивая, выросшая в обильной родительской любви, она также не знала ни боли утраты близкого человека, ни мук неразделённого чувства, ни одиночества. Пусть и в очень приблизительном варианте, её жизнь походила на ту ничем не омрачённую совершенную картинку, что обрисовала Аня. Но вот и эта идиллия лопнула, не выдержав напора окружающей действительности.
Замечание Марка о том, что для того, чтобы сделать в жизни рывок, не испугавшись неудач, человеку нужна сила духа, засели у неё в голове. Марте, как и многим людям, всегда казалось, что сила духа закаляется в боях с жизненными невзгодами. А выходило, что она, эта сила, либо есть, либо её нет. И тогда ты или противостоишь трудностям, или обстоятельства подминают тебя под себя. Ведь и Марк тогда отметил это в разговоре.
И вот её жизнь снова переставала быть безоблачным небом. Изменившиеся отношения с Марком заволокли горизонт серым туманом. Неужели и этот её брак окажется неудачным? Но ведь взрослый мужчина уже знает себя и понимает, что ему нужно, – он не решается на подобный шаг под влиянием минутного импульса, как в двадцать лет!..
Марта машинально потёрла указательным пальцем дождевые капли на замке одного из ящиков букинистов. Ей вспомнилось, как в её первое лето в Париже они, обнявшись, гуляли здесь с Марком. Оба они обожали книги, и поэтому удовольствие то и дело останавливаться, чтобы полистать заинтересовавший томик, было помножено на возможность тут же обмениваться впечатлениями друг с другом, а то и коротким поцелуем.
Пожалуй, большинство мест в Париже было связано в её мыслях именно с Марком, с её чувствами к нему. Улицы и бульвары – с неспешными прогулками, музеи и выставки – с его рассказами о работах и мастерах, кафе и рестораны – с ужинами, за которыми следовали ночи любви. И когда сейчас Марта смотрела на Нотр-Дам, в груди у неё что-то сжималось, а к глазам подступали слёзы.
Марте припомнились её первые недели во французской столице. Глобализация – глобализацией, но когда ты начинаешь жить в другой стране, тут же выявляется множество различий – как в мелочах, так и в существенных вопросах.
– Что это? – стоя на кухне, она держала в руке странный предмет, напоминавший консервный нож старого образца.
– Mais… c’est l’epleucheur[3] – не знаю, как сказать по-русски… ну чем чистить картошку. Разве ты раньше не пользовалась таким? – удивился Марк.
– Впервые вижу! – Марта повертела приспособление в руках. – И давно его придумали?
– Да им всю жизнь пользуются, – рассмеялся Марк. – Это намного удобнее ножа – смотри.
Подобные ситуации – то забавные, то не очень, когда она, например, однажды уехала в подземке совсем не туда, куда ей было нужно, потому что не знала, что на одной платформе метро можно сесть в поезда, идущие в разных направлениях, – поначалу время от времени случались с ней, как и с любым другим иностранцем. Но ей было легко: она всё время ощущала заботу и поддержку со стороны Марка.
3
Снова пошёл дождь – мелкий и такой же нудный, как воскресный день, в который нечем заняться.
А в последнее время Марта и впрямь всё чаще не находила, чем себя занять. Это стало для неё своеобразным открытием, потому что если в Москве значительная часть времени была посвящена ребёнку, а также уходила на домашние хлопоты, то теперь всё стало гораздо проще. У Марка уже много лет была приходящая домработница, к тому же, как это принято у французов, он частенько ходил обедать в кафе или ресторанчики, и теперь почти всё, что оставалось Марте – это готовить по выходным.
Что же касается сына, тот стал уже совсем самостоятельным: Миша учился в школе, занимался в футбольной секции; кроме того, как и мать, он любил читать и порой просиживал с книгой не один час. Такой же сдержанный и серьёзный, как и Марта, он не испытывал потребности в постоянном общении – и, увлёкшись какой-то идеей, будь то собирание автомобилей из деталей или перечерчивание старинных карт Мира, не замечал ничего вокруг. Вот уж кому всегда было, чем заняться.
Марта вспомнила себя в детстве: она тоже никогда не скучала. Да и кто скучал? Разве что изредка, где-нибудь в гостях, где нет ни сверстников, ни книг,
