произведениях классиков, когда герои кутаются в тулупы и меха. А в Париже даже сейчас Марта обходилась пальто и вязаным шарфом. Ей нравилось, что не нужно надевать на себя сто одёжек, но время от времени ей всё же не хватало белых морозных дней.
Однажды она спросила у Марка, скучал ли он по Москве после своего побега в Париж, но тот лишь пожал плечами: всю свою сознательную жизнь он рвался в этот город, знал его и любил, а заполучив, уже не оглядывался назад. Скучала ли она сама? Поначалу – нет, но последние месяцы время от времени вспоминала что-нибудь из того, что любила на родине. Хотя и Парижем она наслаждалась по-прежнему.
Ей недоставало только того, чтобы делить это наслаждение с любимым мужчиной. При этой мысли Марта вздохнула; нахлынула печаль, и какая-то тоска, ставшая уже привычной, заныла где-то в груди. Снова она в одиночестве коротает вечер, пытаясь занять себя чем-то в ожидании мужа.
Она медленно прошлась по комнате. Проходя мимо большого зеркала в гостиной, вдруг подошла к нему, заглянула. Она смотрела на себя, на своё лицо. Всё ещё молода, всё ещё красива. Парижская жизнь, безусловно, преобразила её. Сейчас Марта только с удивлением и некоторым ужасом вспоминала, с каким, оказывается, пренебрежением она относилась к своей внешности, живя с Борисом.
Она поправила пальцами длинную густую чёлку – она себе очень нравилась с этой причёской; помнится, Марк, увидев её тогда впервые, даже в лице изменился.
– Такое впечатление, что раньше ты только и делала, что скрывала свою красоту, – сказал он тогда, а потом обеими ладонями убрал с её висков волосы, запрокинул голову и поцеловал.
Марта почувствовала, как от этого воспоминания у неё по телу пробежали мурашки. Неужели она больше не желанна для него? Но почему? Она снова посмотрела на своё отражение. В скупо освещённой комнате она казалась совсем юной: стройная и подтянутая, тонкая талия, высокая грудь. Мужчины на улице то и дело говорили ей комплименты, а то и приглашали в кафе на чашку кофе. Марте припомнилось, как поначалу всё это казалось ей странным, но вскоре она привыкла к тому, что сказать незнакомке пару слов на ходу – так же нормально и правильно, как, например, поздороваться, зайдя в магазин, а приглашение на чашку кофе никого ни к чему не обязывает. И она наслаждалась давно забытым ощущением – чувствовать себя женщиной: молодой, привлекательной, слабой.
Её мысли снова вернулись к тому, как город, в котором она жила, изменил её. «Каждый ли город меняет поселившегося в нём человека? – пронеслось в голове. – Нет, только те города, которые и сами – тоже личность. Сейчас я хотя бы где-то побывала, чтобы сравнивать… Какое интересное замечание – города-личности», – добавила она, продолжая этот внутренний монолог. Ей хотелось поразмыслить ещё о чём-нибудь отвлеченном, чтобы хоть на некоторое время не чувствовать себя брошенной и ненужной, но сбежать от этого не получилось.
Ну почему, почему она снова возвращается к тому, от чего ушла: муж занимается своими делами, а она сидит в его ожидании дома? И если раньше у неё просто не было другого выбора, то сейчас, видимо, дело в ней самой.
Марта вдруг ощутила себя глубоко, беспросветно несчастной. Её жизнь, то, чем она занимается, как проводит свои дни, больше не представляли собой никакого смысла, никакой ценности для неё самой. Она понимала, что чувствует себя несчастной из-за того, что любимый мужчина перестал давать ей то, что для неё было необходимостью. Мутной волной обида поднялась со дна души, подступила уже знакомым комом к горлу, разлилась горьким привкусом во рту. Она ведь всегда делала всё для того, чтобы близкие люди были счастливы с ней, чтобы им было хорошо с ней, в их доме. Откуда же такая несправедливость? Полюбив мужчину, она отдаёт ему всю себя, а он этого даже не замечает и совсем не стремится сделать для неё нечто подобное!
Она подумала о Мише. Подрастая, сын уже не был так привязан к ней, как раньше. Свободное время охотнее проводил с друзьями или с книгами, а то и за компьютерными играми – и могла ли она упрекать его в этом? Но ей не хватало его безоглядной любви – той, что была раньше. Марта подумала, что дети, становясь всё менее зависимы от матери физически, вместе с тем испытывают и всё меньше духовной потребности в ней. Странно, ещё недавно такое просто не могло бы прийти ей в голову. Марта не понимала, что в эту минуту в ней по-прежнему говорила лишь всё та же обида на мужа, не оправдывающего её ожиданий от их совместной жизни.
Ей внезапно остро захотелось, чтобы Миша вновь стал совсем маленьким, когда он, такой беспомощный и беззащитный, так нуждался в ней, когда она была и самым важным и самым необходимым в его жизни.
«Я хочу ещё одного ребёнка!» – вдруг подумала Марта. Это прозвучало как открытие. Да, она хотела ребёнка! Чтобы у них с Марком появилось что-то по-настоящему общее, окончательно показывающее им, что они – вместе, что они нужны друг другу. Она с самого начала ревновала мужа к той женщине, что когда-то родила ему дочь, и всегда хотела уравнять этот, своего рода, счёт. И сейчас – она не сомневалась – пришло время сделать это. И как только она не подумала об этом раньше?
Марта живо представила красивого младенца, – о, пусть он будет похож на своего отца! – ей казалось, что мужчина больше ощущает отцовство, если ребёнок похож на него, – их умиротворённые лица, склонённые над ним. Представила, как Марк играет с ним, как они вместе гуляют – лубочные картинки счастливой семьи замелькали перед её внутренним взором. Она преисполнилась нежности к своим детям – нынешним и будущим, – к мужчине, к природе, которая даровала ей радость материнства. Всё казалось таким простым, понятным, естественным.
Марта как-то разом успокоилась. Ощущение того, что она нашла причину своих проблем и их решение, сняло всё её напряжение, вся ситуация перестала выглядеть несправедливостью. Она стала уже в деталях обдумывать, как устроить их жизнь вчетвером – новую, лучшую жизнь.
И когда Марк поздно вечером вернулся домой, он нашёл там спящую жену, – та улыбалась во сне.
