Часть вторая
1
— Ну, с кого начнем? — весело спросил мужчина и сбросил с головы шлем.
Шлем попробовал покатиться от страшного места, но густая трава — плохая дорога, и боевая шапка беспомощно замерла.
Шлем был хорош: деревянный, укрепленный железными ребрами. Его венчала изящная железная верхушка.
Да, эти головные уборы были красивы. И длинные мечи с причудливо украшенными рукоятками хороши. Пояса с изящными пряжками и волчьи клыки, висящие у каждого из мужчин на шее, — тоже. Даже волнистые волосы, завязанные сзади в пучок, казались вполне симпатичными.
Только вот обладатели всей этой красоты были отвратительны.
«Мерзкие людишки!» — понял Антошин, осторожно выглянув из-за деревьев и увидев на поляне картину, видеть которую совсем не хотелось.
Мужчина расхохотался. Волчьи клыки у него на груди аж запрыгали от раскатистого смеха.
— Может, с бабы? Что скажешь, Азамат?
Антошин осознал: эти люди разговаривают на ином, нежели Боровой или разбойники, языке. Но полковник их прекрасно понимал, так как в его тело был вшит переводчик. Ох уж эти удивительные технологии конца двадцать первого века!
И если вдруг придется заговорить, то эти мерзкие людишки поймут его, как и те несчастные, что были привязаны к дереву. Как поняли его разбойники, Боровой и даже, кажется, медведь.
Размышлять о том, почему так происходит, не хотелось: полковник не любил долгих размышлений.
Тот, кого назвали Азаматом, посмотрел на людей, привязанных к дереву.
Пленников было трое: мужчина, женщина и подросток лет четырнадцати. Уперев взгляды в землю, они ждали своей участи.
Азамат подошел к женщине, потрогал мускулы на ногах.
— Ты прав, Сидак, она слабая, повозку тащить вряд ли сможет. — Он улыбнулся. — А печень у нее наверняка вкусная, молодая еще.
И Азамат снова весело расхохотался.
Мужчина-пленник медленно поднял голову, что есть силы плюнул Азамату в лицо и прошептал — тихо, но так, что шепот этот, казалось, был слышен даже на самых отдаленных тропинках леса:
— Обры проклятые! Не будет вам спасения! Даже звери лучше вас!
Не в силах продолжать, мужчина замолчал.
Азамат улыбнулся, стер плевок с лица, потрепал пленника по щеке и произнес спокойно:
— Я не знаю твоего языка и знать не хочу, поэтому мне все равно, что ты там сейчас прошебуршал. Тебе неведом мой язык, но я все равно расскажу, в чем наша правда. Может, ты не поймешь, так хоть почувствуешь перед смертью.
— Правда зверей, — буркнул тот, кого звали Сидак. — Наша правда.
Азамат величественно кивнул: ему очень нравилось происходящее. И говорил он, понятно, не пленникам, которые его все равно понять не могли, но своим друзьям. Вещал торжественно, будто не в лесу находился, а на площади и словно не два товарища стояли перед ним, а толпа слушателей.
— Наша правда — она безусловна, — изрекал Азамат. — Мы — звери. А человек не может победить зверя. Он не в силах справиться ни с медведем, ни с волком, ни даже с хорошо откормленным псом… Нас было трое, однако мы с легкостью разгромили вашу деревню, подтвердив, что человек бессилен против зверя. Люди побеждают зверей хитростью, а потом едят их. И это нечестно. А звери уничтожают людей силой, и это справедливо.
Женщина и подросток дрожали так сильно, что, казалось, ветки на деревьях колеблются не от ветра, а от их дрожи.
Но никто из пленников не плакал. Ни слезинки не катилось по их абсолютно белым лицам.
«Уйти? — спросил сам себя Антошин. — Какое мне дело до всех этих страстей? Да и не имею я права вмешиваться в ту жизнь, в которой меня не было».
Конечно, правильней было бы уйти.
Однако были вещи, которые полковник Николай Васильевич Антошин переносить был не в состоянии. Например, когда кто-то издевался над людьми. В каком бы месте ни происходило это издевательство и в какое время, значения не имело. Этого просто не должно было быть — и всё.
Полковник Николай Васильевич Антошин знал: человек — это тот, кто не позволяет издеваться над себе подобными.
И он никуда не ушел. Он стал прикидывать, как можно спасти этих несчастных.
Азамат посмотрел на своих товарищей и крикнул молодому:
