Полковник пошел вперед — туда, куда глядели его глаза.
Идти совсем не хотелось — хотелось рухнуть в мягкую траву и хоть немножко поспать.
Но Антошину становилось не по себе от одной только мысли, что придется ночевать в лесу, где бродит бог знает кто, где в любой момент могут возникнуть обры, которые не простят обиды и на этот раз его точно не пощадят.
3
Искра не хотела появляться. Не хотела, и всё тут!
Хотя, казалось бы, как просто все получилось у Малко: потер веревкой о сухую ветку — и, пожалуйста, искра.
А Антошин уже столько времени старается, веревочка перетирается — вот тебе и весь эффект! Человек будущего, а огня добыть не может!
Кстати, интересно: а эти древние всегда так огонь добывают или только в походных условиях? Надо бы выяснить…
Хотя зачем? Это знание не приблизит его к молодильным яблокам, а что приблизит — неясно.
Но зачем ему теперь эти яблоки, если он все равно уже никогда не вернется в свое время?
Выполнение приказа привносит в жизнь смысл — вот и всё. Нелепый смысл? Иллюзорный? Может быть… Даже наверняка… Но ведь другого нет. Будем довольствоваться тем, что есть.
Его дело — найти яблоки. А потом… Вряд ли его тут бросят — найдут как-нибудь.
Полковник Николай Васильевич Антошин был, разумеется, осведомлен о том, что современные машины времени весьма несовершенны: и промахиваются часто мимо эпох, и зависают нередко…
Но главное, они могут пронести сквозь время только одного человека. Одного… Так что, даже если его каким-нибудь непостижимым образом и найдут, как вернуть в двадцать первый век — неясно.
Антошин очень соскучился по сыну. Разум говорил — кричал! — о том, что они могут никогда больше не встретиться. Разум был совершенно логичен.
Но чувства противились этому! Чувства почему-то были настроены оптимистично.
«Да и ладно, — решил полковник. — Мое дело — выполнять приказ. А там видно будет».
Стало совсем темно. Деревья исчезли, превратившись в грозную шелестящую массу.
Среди этого шелеста летали ночные создания, издавая тревожные звуки, — то ли летучие мыши, то ли иные неведомые твари, явно еще более отвратительные.
Сверху бессмысленно светила луна. От ее потуг светлей не становилось, разве только деревья приобретали более таинственные очертания.
Под ногами что-то зашевелилось. Антошин отскочил.
Что-то, зашипев, уползло.
«Наверняка здесь есть и змеи», — подумал полковник.
Вывод не успокоил.
Деревья скрипели, словно переговаривались. Антошину казалось, будто он находится среди загадочных, несомненно живых существ, которые замышляют против него что-то недоброе.
Какая-то тварь с отвратительным криком пронеслась над самой головой, слегка задев макушку.
Ветер усилился.
Антошин поднял голову.
Ему померещилось, что из темной однородной массы откуда-то сверху падают деревья. Причем падают они не хаотично, а именно на Антошина.
И тут он увидел ЕЁ.
То ли лунный свет все-таки умудрился пробиться сквозь листву, то ли женщина очутилась на освещенном месте. Но возникла она явственно, конкретно и неожиданно.
Она была реальна и отвратительна. Высокая, пожалуй выше Антошина, невообразимо худая, одноглазая старуха. Она пыталась улыбаться своей, как ей, наверное, казалось, самой обворожительной улыбкой. Во рту одиноко, словно айсберг среди морских просторов, торчал огромный зуб.
Можно встретить даже очень старых женщин, но со следами былой красоты на морщинистых лицах. При взгляде на эту одноглазую старуху казалось, что она сразу родилась такой старой и уродливой.
Надо было как-то начинать разговор, и Антошин произнес еле слышно:
— Добрый вечер.